Жемчуг северных рек(Рассказы и повесть)

Фролов Леонид Анатольевич

Под одной ёлкой он надолго затих и ошеломлённо поманил Серёжку рукой.

— Ты смо-о-отри!.. — прошептал он, испуганно озираясь.

Серёжка опустился на колени.

Под нависшей к земле колючей лапой с наполовину пожелтевшими иголками лежали самой невероятной формы стекляшки: и продолговатые, как бутылки без горлышек, стаканы с непонятными цифрами и делениями; и йодисто-порыжевшие банки; и длинные, как сосульки льда, палочки, только одинаковой толщины на обоих концах; и вытянутые дудками трубочки; и сплющенные в виде градусника пузырьки.

Всё

это в крестьянском хозяйстве незнакомое, невиданное, и Тишка, пятясь ползком от нечаянно найденного клада, удручённо крутил головой:

— Нет, тут что-то нечисто…

Серёжка, пересиливая страх, взял один пузырёк. Рука у Серёжки дрожала, потому что он опасался, как бы ненароком не раздавить стекло.

— Ой, не трогай! — забеспокоился Тишка.

В пузырьке, на самом донышке, переливалась коричневая, как чай, жидкость, а по стеклу чёрными буквами было обозначено её название и вытиснены какие-то цифры.

— Чего написано-то? — поинтересовался шёпотом Тишка.

— А не по-нашему, не понять, — тоже шёпотом ответил Серёжка. — Только цифры по-нашему, дак и то с запятыми.

— Шифр, — догадался Тишка.

Он по телевизору и в кино не раз видел такие же склянки в снаряжении шпионов и диверсантов и сразу заподозрил, что враги нацелили свои взоры на Полежаево… А потом и на Берёзовку двинутся: в райцентре крупные промышленные объекты есть — льнозавод, «Сельхозтехника», промартель инвалидов… А аэродром? Как он об аэродроме забыл? А районный узел связи и телеграф?

Стратегические планы врага просматривались Тишкой до самой Москвы.

Ну ладно, Тишку не зря в Полежаеве прозвали переполошником. Но Серёжка-то не робкого десятка, а и он присмирел. Оглядывался, вздрагивал даже от вороньей возни. А уж шишка с дерева упадёт, так он плашмя прижимался к земле.

Они где ползком, где перебежками выбрались на николинскую дорогу.

На маслозаводе топилась печь: дым спокойно тянулся к небу.

Поля-маслозаводка на марлевых решётах выносила сушиться на солнышке казеин.

Мария, подручная Поли, ополаскивала у колодца фляги и опрокидывала их вверх дном на жердевые нары, протянутые вдоль стены.

Вот сейчас бери баб врасплох, и на помощь позвать не успеют. Ну и разини всё же! Не оглядываются даже совсем.

А ведь лес-то рядом, ельник прямо в маслозавод упёрся. Слегка пригнётся тот, кому надо, и незамеченным подойдёт: «Хенде хох!» А не поймут, так и по-русски переведёт: «Руки вверх!»

Чего делать-то будут?

Тишка взмок от нехорошего предчувствия. Надо бы маслозаводок предупредить. Пусть караул хоть выставят. Да неплохо бы милицию из района вызвать. А что милиция? Надо войска…

У Тишки зуб на зуб не попадал, и Серёжка сидел белей полотна.

— Ты не проговорись, мало ли кто припрятал! — сказал Серёжка, по-волчьи озираясь по сторонам.

— Да ты что? А если они сегодня нападение устроят?

— А

может, они переодетые ходят? Ты тревогу-то будешь поднимать, а они тебе ножиком — рраз!

— «Ножиком»… У них не ножики, а кинжалы.

— Это само собой.

Положение было серьёзное: и тревогу поднимешь — плохо, и не поднимешь — нехорошо.

Тишка всё-таки склонялся к тому, что надо поднять. А Серёжке, по правде-то говоря, и жалко было маслозаводов и не хотелось с Марией встречаться.

— Да ну её! Она опять обниматься полезет…

Он и про ножик-то Тишке сказал специально: Тишка же с перепугу в другую сторону повернёт, переполошит всю деревню.

А уж если и предупреждать кого-то, так не маслозаводок — председателя колхоза хотя бы. Бабы только визг поднимут и врагов вспугнут.

— Ты не давайся, так не обнимет, — посоветовал Тишка. — Я вот молоко ношу сдавать, и не трогает. Ко мне подойди!.. — сказал он угрожающе, а потом, подумав, добавил: — А и обнимет, так чего тут такого? Не ты ведь её, а она тебя… Мне мама говорила, она чужих ребят ласкает, потому что своих нет.

Пока они сидели на канаве и приводили друг другу доводы за и против предупреждения, Поля-маслозаводка запела частушку:

Я у тихоньких-то бойкая Расту, мой дорогой. Надо очень быть умелому Смеяться надо мной.

Мария что-то говорила ей, и они беззаботно смеялись.

— Надо сказать, — решился Тихон.

Они встали и пошли к маслозаводу. Мария заметила их первой.

— Ой, наши кавалеры идут! — задурачилась она. — На жарёху-то хоть несёте? У нас и печь топится, побегу сковороду готовить.

— Нет, мы солонину собирали, — серьёзно сказал Тишка и всё улучал минуту, чтобы предупредить баб об опасности.

Мария заглянула в корзины:

— Ну уж и собиральщики! Все пестерями носят, а у этих и дно не закрыло. Сидели бы дома!

— Побирушки они, а не собиральщики, — добавила Поля, показывая в улыбке щербатый рот.

Тишка никогда не замечал раньше, а тут, обиженный на Полю, сразу увидел, что у неё, кроме широкой щербинки, не хватает ещё и зуба. Поля прицокнула языком и добавила:

— Эти собиральщики хорошо-то собирают только ложками за столом.

— Бабы, вы сегодня остерегайтесь, — сказал Тишка насупленно.

Мария удивлённо вскинула брови.

— Ох ты, ухари какие растут! — Она, заулыбавшись, двинулась на ребят: — Вот я сейчас проверю, боятся ли щекотки они.

— Бабы, я вам без всякого смеха говорю: остерегайтесь.

Маслозаводки легли впокатушку:

— Ой, ой, напугали! Не вас ли остерегаться-то?

Мария сграбастала Тишку в охапку — и ну его тискать. Корзину с грибами чуть не опрокинула.