Жемчужина в мутной воде

Серова Марина Сергеевна

Вообще-то я никогда не одобряла подобные сцены женской слабости, но всегда позволяла своим клиентам как следует выплакаться, а иначе с ними невозможно было о чем-то разговаривать. А поговорить, как правило, было о чем. Вот и сейчас, когда Мордакина вдоволь нарыдается и выпустит пар, я собиралась поговорить с ней о Регине Румянцевой и о том, что могло связывать их двоих, а точнее, четверых, включая Ольшанскую и Зернову, помимо совместной работы на студии.

Наконец Мордакина немного успокоилась, вытерла нос и глаза краем пододеяльника и посмотрела на меня.

Глаза ее были воспаленными и красными от слез, нос тоже округлился, как будто опух.

— А откуда ты знаешь про Румянцеву? — Она всхлипывала и икала.

— Володька где-то нарыл информацию, поделился со мной.

— Так он давно все знал и мне ничего не сказал? — Света попыталась возмутиться и еще раз громко икнула.

— Почему давно, только сегодня и нарыл, — запросто соврала я, припоминая просьбу Порошина не рассказывать Мордакиной о других погибших порноактрисах, поскольку Светлана дама непредсказуемая, может закатить сцену. — Он просто не успел тебе сказать об этом.

— Ясно. — Мордакина понуро опустила голову и шмыгнула носом. — А еще он нарыл кого-то?

— Больше никого не нарыл.

— Это хорошо.

— Светлана, расскажи мне о Румянцевой. — Я решила, что пришло время поговорить по душам.

— А что о ней говорить, обычная девчонка, охотница за легкими деньгами. Она говорила, ей на учебу в институте собрать надо. Она вообще не михайловская была, из Карасева к нам приехала, конкретно за заработком. Она лентяйка такая была, училась плохо, ее и перевели с бюджетного отделения на платное. А родителям она побоялась говорить, вот и пришла к нам поработать. Вот, собственно, и все, что я могу сказать о Регине.

— Свет, а теперь подумай: хорошо подумай, что вас всех связывало — тебя, Раису, Маринку Пилку, эту Регину Румянцеву? Я понимаю, что вы вместе работали, но сейчас не об этом. Должно быть что-то еще, я подозреваю, что причина кроется не в вашей работе.

— Но больше ничего нас не объединяло и не могло объединять. Только работа, уверяю тебя. — Светлана вдруг поежилась, резко подскочила и вцепилась в меня. Ее голова легла на мое плечо, губы прикоснулись к уху, дрожащим голосом она зашептала: — Женечка, я боюсь, я безумно боюсь. Никогда мне не было так страшно, как сейчас. Даже сегодня на автовокзале я меньше боялась. — Мое предплечье было буквально раздавлено крепкой хваткой напуганной Мордакиной. Я чувствовала, как ее пальцы впиваются мне в кожу. — Не оставляй меня, Женечка. Умоляю тебя, не оставляй.

— Успокойся, Света, все хорошо. — Я попыталась оторвать ее от себя, но это было невозможно сделать. В этой хрупкой женщине появилось столько силы, что мне с трудом удавалось руку поднять.

— Это Робин Гуд какой-то появился. Точно, он нас всех ненавидит. Он решил очистить мир от порнографии. — Мордакина резко дернулась, подняла голову, посмотрела мне прямо в глаза. — Нет никакой связи, Женя, никакой другой связи нет. Все, кто участвует в съемках порнофильмов, должны умереть. Ты понимаешь? Так решил он, Робин Гуд, борец за справедливость.

— Тебе действительно не стоило пить

кофе перед сном. — Я как будто находилась в тисках питона, обвившего все мое тело своими упругими, мускулистыми кольцами.

— Мы должны спрятаться, — продолжала обезумевшая Мордакина.

Наконец-то я вырвалась на свободу, и моя ладонь немедленно опустилась на щеку Светланы. Пощечина оказала отрезвляющее действие.

— Ты чего? — Она вскрикнула и отпрянула от меня.

— У тебя часом крыша не поехала?

— Ой, ты права. — Светлана обхватила голову руками, свернулась калачиком и завыла, как раненый зверь. — Ты права, Женя, я схожу с ума. Я точно схожу с ума.

— Может, коньяка? — Я вспомнила, что для Мордакиной лучшим успокоительным был именно этот алкогольный напиток.

— А у тебя есть? — Она явно оживилась.

— Есть.

— Тогда неси.

Я ограничилась одной рюмочкой успокоительного средства, Светлане потребовалось три, чтобы окончательно прийти в себя.

— Извини, я тут наговорила всякой ерунды. Это нервное. — Она уже улыбалась.

— Ничего, бывает. Ну что, теперь спать?

— Можно. — Светлана натянула на голову одеяло.

Какое там спать, в моей работе все так непредсказуемо и часто несвоевременно. Звонок мобильного телефона прервал наш еще очень хрупкий сон.

— Слушаю, — ответила я.

Мордакина уже сидела в кровати и буквально в рот мне смотрела, боясь пропустить что-то важное.

— Вы обманули меня, Евгения Максимовна. — Я узнала этот голос. Мне позвонил Пеликанов. — Я думал, что имею дело с человеком порядочным, — монотонно продолжал он, — но, по-видимому, ошибся.

— О чем вы говорите, Всеволод Сергеевич?

— О нашей несостоявшейся встрече.

— По-моему это не я вас, а вы меня подвели. Ведь вас там не было.

— Ошибаетесь, я был. Кстати, хочу сделать вам комплимент, вы очень красивая женщина. И ваша физическая подготовка способна вызвать зависть.

— Почему вы не подошли ко мне? — Я очень хотела затянуть наш разговор.

— Простите, время позднее, я должен идти.

— Подождите…

— Советую вам больше не искать со мной встречи, это бесполезно. Я уезжаю, но только на время. Вернусь через год, а может быть, и через два. Но я обязательно вернусь. — Слова его звучали зловеще. — До встречи, Евгения Максимовна. — Не дожидаясь ответа, мой собеседник положил трубку. В телефоне послышались частые гудки. Я тоже нажала кнопку отбоя.

— Чего он хотел? — Мордакина проявляла неподдельный интерес.

— Он сказал, что уезжает.

— В самом деле? Так это же здорово. — Подобная новость не могла не радовать Светлану. Меня же она только озадачила.

— Не так уж это и здорово, — сказала я в задумчивости.

— Почему?

— Есть два варианта: либо он блефует и пытается ослабить наше внимание, либо игра, затеянная им, переходит на следующий, более сложный уровень. Он что-то задумал и пытается выиграть время.

— Спасибо, успокоила, — Света откинулась на подушку, — неси еще коньяка, теперь ведь не усну.