Жена бывшего друга

Доналд Робин

Она ожидала всего — гнева, презрения, негодования. Но на его лице не отразилось ни одной эмоции. Ник умел контролировать себя.

Он очень мягко поинтересовался:

— Зачем тебе нужны двадцать тысяч долларов?

Кэт открыла сумочку и достала фотографию. Ее пальцы дрожали, когда она протянула ему снимок:

— Ей нужна операция.

Он посмотрел на снимок. В его глазах на мгновение сверкнуло удивление. Но последовавший за этим вопрос был задан совершенно спокойным, даже безразличным голосом:

— Это

твой ребенок?

— Нет, — выдохнула Кэт.

На этот раз он посмотрел на нее внимательнее.

— Тогда кто она и на что конкретно нужны деньги?

— Ее зовут Хуана.

Он посмотрел на нее:

— Ты помогаешь ей? Ни одно уважаемое благотворительное общество не потребует двадцать тысяч долларов.

— Нет, я отвечаю за нее, и мне нужны деньги.

Он еще раз взглянул на фото.

— Я вижу, что ей нужна операция, но какое это имеет отношение к твоим деньгам?

— У нее очень тяжелый случай. Врачи называют это «волчья пасть», — хрипло произнесла Кэт. — Сначала думали, что потребуется только одна операция, чтобы исправить это вместе с заячьей губой, но потом поняли, что одной не обойтись. Операцию запланировали на то время, когда Хуане будет два года. Это время настало. Оперировать нужно в ближайшие месяцы. И, поскольку она с Ромита и не является гражданкой Австралии, за все придется заплатить.

Ник обратил внимание на то, как затрепетали ее ресницы, как задрожал голос.

Он поднялся из-за стола и подошел к книжным полкам.

Честно говоря, он восхищался ее смелостью. Они не виделись два года, и теперь она вошла в его офис так спокойно, словно у нее была сотня самых веских причин, чтобы требовать деньги.

Конечно, такая женщина имеет право быть уверенной в своих силах.

Не то чтобы она была очень красивой. Кэт Корталд — интересно, что она вернула себе девичью фамилию, — превратилась в загадочную, восхитительную, желанную женщину. Он вспомнил с горечью, что она всегда обладала колоссальной властью над ним.

Наверное, дело было в ее голубых глазах, в которых мерцала тайна, известная ей одной. Или, может быть, в коже цвета слоновой кости, нежной как шелк, или полных губах, обещавших безумную страсть. Ее тело могло заставить его забыть обо всем на свете, даже о том, что эта женщина продала себя его другу и наставнику.

Его богатому другу, напомнил он себе цинично. Четыре года спустя, когда гроб Глена опускали в могилу, она не плакала. Совсем другой она была на похоронах своей матери за месяц до этого.

— Мне нужны деньги, Ник, но не для меня.

И это говорит женщина, которую никогда не интересовали дети. И несмотря ни на что, ему хотелось верить ей. Как все хорошие актрисы, она прекрасно изображала искренность.

Ее попытка использовать маленькую девочку ради собственных

целей взбесила его.

— Расскажи, какое отношение ты имеешь к этому ребенку, — велел он.

— Я отвечаю за нее.

— Почему?

— Она родилась первого ноября год назад.

Ник нахмурился:

— И что?

— Это день смерти моей матери. Прошел только год. — Она побледнела. — Я была на Ромите. Ее мама умерла при родах. Я отвечаю за нее.

Как умно, подумал он, выбрать Ромит местом действия. Люди видели то, что происходило, только на экранах телевизора. Они не могли ничего сделать, чтобы остановить кровопролитие, чтобы помочь жертвам этого безумия. Они могли только наблюдать за войной.

— Ладно, какое благотворительное общество заботится о ребенке?

— Никакое.

Его губы сжались.

— Только полный идиот может поверить в такую историю, — бросил он. — Скажи, зачем на самом деле тебе деньги?

Ее взгляд погас. Глаза застыли и стали похожими на льдинки.

— Я знала, что ты не поверишь мне, поэтому принесла свой паспорт и письмо от женщины, которая руководит клиникой, где лежит Хуана. Сестра Бернадетта объясняет в нем, на что пойдут деньги и почему они понадобились так срочно.

Этого он не ожидал.

Нахмурясь, он следил за тем, как она открывает сумку и достает конверт и свой синий новозеландский паспорт. Ее длинные пальцы перелистали странички.

— Вот даты моего пребывания на Ромите, — сказала она.

Каково было бы ощутить прикосновение ее пальцев? В нем бушевала буря самых разных чувств — от чувства вины до безумного желания.

Он посмотрел на штамп и вздрогнул.

— Что, черт подери, ты делала на Ромите в разгар гражданской войны?

— Я работала в больнице.

Штампы в паспорте плясали у него перед глазами вперемешку с ужасными картинами событий, которые происходили на острове.

— Почему?

Она непонимающе уставилась на него:

— Что «почему»? Я же сказала, что я работала.

— Ты? В стране третьего мира, в больнице? — Он рассмеялся. — Придумай что-нибудь еще, Кэт.

Она резко вскочила.

— Прочти письмо, Ник.

— Я не сомневаюсь, что его написала монахиня из больницы на этом Богом забытом острове, — бросил он. — Но его слишком легко подделать, Кэт. Ты, наверно, забыла, с кем имеешь дело. Так что ты делала на Ромите?

Она пожала плечами.

— После того, как мама и Глен умерли, подруга предложила мне погостить у нее на острове. Ее отец работал в ООН. — Она сделала паузу. — Больница находится по соседству с их городком. Когда начались столкновения на другом конце острова, беженцы хлынули сплошным потоком. И мы с Пенни решили помочь. Потом отцу Пенни пришлось уехать с острова, она поехала с ним. А я осталась.