Жена Гоголя и другие истории

Ландольфи Томмазо

Наступила тишина. Все смотрели на сияющее в лунном свете море...

— Эх, Лукреция, Лукреция! — нежно вздохнул Варяг.

— Напрасно умиляетесь, Роберто Коракальина. Мораль той сказки именно про вас! — насмешливо выкрикнула женщина.

— Вина, вина! Пойте же, черт побери! — снова потребовал Варяг, и все засуетились. — В каюту ее, поближе к возлюбленному! Да смотрите, чтоб не подняла стакан!

Корабль замедлил ход. На горизонте вырисовывались диковинные очертания, похожие на отроги неприступных гор или коралловые острова.

— Бранденбург, — доложил капитан. — Причаливать будем?

— Вы в своем уме? — отвечал Варяг. — Поднять паруса, полный вперед!

— Воля ваша. — Капитан и матросы были явно разочарованы.

Адвокат

облокотился о борт. Омытый лунным сиянием, на берегу высился исполинский город; его громадные здания амфитеатром нисходили к самому морю. В этом городе, как и в любом другом, были площади, улицы, башни и дома, но все каких-то неслыханных, пугающих размеров. Торжественные, освещенные бледным светом фасады, а меж ними улицы, черные как деготь, и глубокие площади-колодцы, напоминавшие бездонные омуты. Кругом полное безмолвие: ни одной живой души, ни огонька, ни малейшего признака жизни. Только мерно и холодно журчали пышные фонтаны, расположенные уступами и соединенные приподнятыми над землей желобами. Тишина стояла такая зловещая, что казалось, вот-вот прозвучит громогласный боевой клич. Как величавый часовой, город застыл на страже моря.

Не в силах созерцать эти невиданные пропорции, адвокат почувствовал головокружение и безудержный страх. К нему подошел капитан.

— Это Бранденбург, гигантская морская крепость, — сказал он задумчиво. — Мои парни хотели тут высадиться. И все из-за женщин-броненосцев. В подземельях этого брошенного города, — пояснил он, — обитают необыкновенные женщины: их лоно способно поглотить мужчину целиком. Истинная правда! Представьте себе жирную мокрицу или, скажем, ежа и... муравья. Если мокрица свернется клубочком, то муравей весь исчезнет в ее объятиях. А теперь представьте, что муравей — это мужчина, а мокрица — женщина, то бишь женщина-броненосец. Поверьте, иногда куда как приятно окутаться со всех сторон мягким и горячим женским телом, так что даже и не вздохнуть!.. В молодые годы и я... Бранденбург — последний бастион на пути к Тараканьему морю, — закончил он и снова задумался.

Луна скрылась за облаками, и город растворился в темноте. Пьяные матросы растянулись на палубе; адвокат последовал их примеру, а Варяг исчез в люке. Тишина опустилась на корабль. Лишь маленький фонарь на румпеле освещал мрачное лицо Гвоздя, заступившего на вахту у штурвала.

Лукреция не спала в большой каюте. Под сонным взглядом боцмана она пыталась делать знаки червячку. Он сидел на карте капитана, посреди стола, накрытый стаканом. Вскинув голову, как будто думая о чем-то, он смотрел вдаль, не обращая на нее никакого внимания. Лукреция гладила стакан ладонью, прижималась к нему щекой и роняла слезы на стеклянный колпак. Впрочем, гордое поведение червячка объяснялось легко: любые сношения были невозможны через стенки этой темницы. Даже его звонкий голосок не мог долететь до ушей возлюбленной.

— Боцман, — просила девица, — позвольте поднять стакан, позвольте освободить его, и вы получите от меня все, что захотите!

С этими словами она приподняла рукой грудь, на которой еще алел красный ободок от змеиных зубов. Но боцман, старый гриб, не поддавался соблазну.

Утро встало над гладким, маслянистым морем. На поверхности колыхались длинные волокна водорослей. Воздух был кристально чист. Надвигалась удушливая жара. Вода была такой прозрачной, что сквозь зеленую толщу, где-то далеко внизу, просматривалось бугристое дно. Корабль несся над морской бездной, словно парил в воздухе. Адвокат разглядел светящуюся точку: она оторвалась от дна и стала подниматься вертикально вверх; на полпути к поверхности точка превратилась в огромную медузу. Подобравшись к самой глади, медуза растянулась, убаюканная волной. Ни в море, ни в небе не видно было никаких признаков жизни.

Ближе к полудню установилась невыносимая жара. Внезапно на горизонте показалась узкая полоска земли, небольшой островок.

— Подходим. Приготовиться, — пробасил

Варяг, стоявший на носу корабля.

— Этот остров — врата Тараканьего моря, — снова пояснил адвокату услужливый капитан. — Сейчас сами увидите.

Отделившись от острова, к кораблю направилась большая разукрашенная лодка, переполненная голыми людьми. Кожа их даже в такую тропическую жару поражала ослепительной белизной. Бескровные, тщедушные, с дряблыми, хилыми мышцами, они казались тяжелобольными. Один из них, с виду вождь, поднялся на корабль по веревочной лестнице и сделал несколько шагов нетвердой походкой. Все его облачение состояло из белого чепца, вроде тех, какие обыкновенно носят горничные. Потное лицо было изжелта-бледным; гладкие волосы слиплись на висках и рассыпались по плечам густой бахромой. От печальных, потухших глаз вдоль щек пролегли две черные складки.

— Отдайте ему свое добро, — велел Варяг.

Матросы стали подходить по одному, и каждый передавал гостю свой предмет: обрывок шпагата, сапожный гвоздь, дырявую макаронину... После очередного подношения дикарь воздевал руки к небу и бормотал нечто невразумительное, должно быть благодарения своему дикарскому богу. Получив все, что ему причиталось, вождь низко поклонился и сделал широкий жест в сторону моря: давал понять, что путь свободен. Подойдя к борту, он прокричал что-то своим соплеменникам; в ответ они разразились ликующими воплями. Когда вождь спустился в лодку, дикари жадно бросились смотреть и трогать заветные предметы. Все они бурно выражали свою радость. Некоторые попрыгали в море и, голося, вплавь сопровождали лодку, направлявшуюся к берегу.

— Дело сделано. Поднять паруса! — скомандовал Варяг.

В ожидании попутного ветерка корабль нацелился обогнуть крайнюю оконечность острова.

— По местам стоять! — гикнул Варяг.

Капитан во все горло повторил приказ.

— Ухо держать востро: мы в Тараканьем море, — объявил Варяг. — Девицу и червячка — на палубу!

Зорко следя за маневром корабля, капитан раскурил длинную трубку и повернулся к адвокату. Тот имел жалкий, неприкаянный вид, слоняясь по палубе в одних кальсонах среди сильных, обнаженных по пояс матросов, занятых своим делом.

Может, именно поэтому он вызывал сочувствие у видавшего виды морского волка.

— Ну, как вам перхотяне?

— Что-что?

— Дикари из племени перхотян. В этом племени одни мужчины — вы понимаете... Только не поймите превратно: за всякий такой грешок у них смертная казнь. Тут другое... В общем, вам ясно. Раз в тридцать лет они похищают с материка женщину. Правда, от них до ближайшего берега шесть дней плыть. Женщину они выбирают не старше тринадцати лет и всячески ее почитают. Но после того, как она родит сорок сыновей, с ней зверски расправляются. Впрочем, рано или поздно они все равно вымрут. Тем более что в последний раз им попалась бесплодная. Теперь ей уже семьдесят, а они все еще держат ее и надеются оплодотворить. — Капитану показалось, что он вдается в излишние подробности, и он поспешил оговориться: — Во всяком случае, такая о них молва. Это племя охраняет вход в Тараканье море. Кто хочет туда попасть, должен с ними договариваться. Есть тут еще одна хитрость... — капитан понизил голос, — перхотяне знают секрет, как опаивать тараканов. Выливают в море настой из трав, и те просто сатанеют.

— А вы... вы... — пролепетал адвокат, — вы уже бывали в Тараканьем море?

— Э-э, сударь, не раз!

— Оно... оно... очень страшное?

— Только не для меня.

При этих словах капитан выпучил глаза и судорожно глотнул, будто пытаясь подавить рвотный позыв, да так и остался стоять с широко раскрытыми глазами, не отрывая взгляда от бурлящей под килем воды.

— Смотрите! Смотрите туда!..

Покачиваясь на разбегающихся волнах, по воде скользило несколько здоровенных, неповоротливых тараканов. Дальше к открытому морю их становилось больше, они чернели сплошной массой в ярких лучах полуденного тропического солнца.