Жена Гоголя и другие истории
Шрифт:
— Зря ста-раетесь... все рав-но... ничего... не добь-етесь, — еле выговорила девица, стуча зубами. — Мало того что у вас перхоть, так вы еще и трус, Роберто Коракальина. Я слышала, как он бросил вам вызов, а вы... вы... — Больше она ничего не смогла сказать.
Лоснящийся от пота, раздетый до пояса капитан пытался подобраться к бочонку с водой. Варяг его заметил.
— Вы уже получили свою порцию, убирайтесь!
— Большой Варяг, у меня все нутро горит. Я отдам концы, если не...
— Прочь, прочь отсюда! — повторил Варяг, замахнувшись хлыстом.
— В вашей власти прикончить меня. Но я все равно скажу... Девчонка права! Да-да, вы не приняли вызов червяка, и я... и мы больше
— Пес! — процедил Варяг и пнул ногой бесчувственное тело. (Капитан не выказывал признаков жизни.) — Пес шелудивый, — накинулся Варяг на бездыханного капитана, — сунься еще раз не в свое дело... — Потом в замешательстве обернулся к девице. — Я отказался из-за тебя, Лукреция. Если хочешь, я согласен. Я принимаю вызов. Сейчас же. Немедленно.
Лукреция злобно рассмеялась. Варяг растолкал дремавшего матроса в треуголке и велел ему принести коробок с червячком. Тут как раз повеял легкий ветерок; заодно с вестью о небывалом зрелище он словно вдохнул силы в оцепеневшую команду. Все поднялись как по волшебству и устремились на корму поглазеть на невиданное состязание.
— Только бы одним глазком глянуть, как это червяк будет ее любить, — говорил, хихикая, адвокату кок. — Черт меня дери, как же этакая шмакодявка совладает с девицей?
Червячка достали из коробка.
— Ну так что? — спросил он высокомерно.
— А вот что, — огрызнулся Варяг. — Я принял ваш вызов. Начнем немедля. Вы готовы?
— Всегда к вашим услугам.
— А ты, Лукреция, готова?
— Готова.
Бросили жребий, кому быть первым. Выпало Варягу.
Склонившись к Лукреции, он нежно поцеловал ее веки и ласково провел ладонью по волосам. Вскоре поцелуи стали более настойчивыми, более страстными; они скользили по щеке все ниже, пока не достигли рта. Варяг горячо обнял девицу; губы их слились в долгом поцелуе. Медленно, почти с женской осторожностью его сильные руки повторяли линию ее плеч и спинной излучины, внимательно следуя малейшим изгибам грациозного тела, иногда замирая и любовно ощупывая его. Затем губы Варяга спустились еще ниже, отыскали подмышечную впадину, обозначили овальную ложбинку меж грудей, сами груди и бедра; ладони воспроизвели их выразительную округлость, перешли к икрам, настойчиво задержались на лодыжках, коснулись подушечек пальцев на крошечной ножке и пробороздили то место, где они соединяются со ступней... Все это время Лукреция лежала неподвижная и холодная; глаза девицы оставались открытыми и насмешливо, с налетом презрения смотрели поверх головы ласкавшего ее мужчины.
Под конец оба тела переплелись; вернее, Варяг вплотную прильнул к Лукреции; он дрожал, раскачивался и сотрясался, словно воспарив над ней, а потом вдруг обмяк и всей тяжестью навалился на хрупкую и нежную девичью плоть. Но и тогда Лукреция осталась невозмутима. Глаза ее были приоткрыты, а взгляд выражал полную безучастность. Только однажды, когда Варяг гладил ей лодыжки, она сомкнула веки, но тут же снова подняла их с торжествующим видом.
Варяг понуро встал, рассеянно пригладил волосы, утер ладонью рот и что-то неразборчиво пробормотал в сердцах.
— Ледяная кукла — вот ты кто! — сказал он громко и отошел.
— Вы полагаете, сударь? — поинтересовался голубой червячок. — Во всяком случае, поздравляю с окончанием. Теперь мой черед.
— Хм... да-а... — тихонько протянул кок. — Ничего себе...
Матросы шире раскрыли глаза: зрелище поистине становилось захватывающим.
Червячок подполз к Лукреции. Девица сидела неподвижно, с непроницаемо-серьезным лицом. Червячок поднялся по выемке между большим и указательным пальцами ноги,
Достигнув тазобедренного холма, червячок продолжил подъем. Девица уронила руки вдоль тела, слегка откинула назад голову и, полузакрыв глаза, тяжело дышала. Ее дыхание учащалось но мере того, как червячок подбирался к лицу. Он намеренно миновал пупок, проскочил между грудей, скажем так: не удостоив их и взглядом; подступил к шее, прополз по перевернутой дуге подбородка, выбрался наконец на щеку и устремился к глазам.
Лукреция сильнее смежила веки; в узком просвете из-под ресниц виднелись закатившиеся глаза.
— Нет... нет... — прошептала она.
Червячок начал ползать по окружности глазной впадины, иногда он останавливался и льнул к коже.
— О-о, о-о!.. — стонала Лукреция.
А червячок все кружил и кружил, то по одной глазнице, то по другой, переползая взад-вперед через переносицу.
Матросы как завороженные следили за его равномерными, уверенными движениями. Все отчетливо слышали скрип, какой бывает, когда проведешь пальцем по краю мокрого стакана. Казалось, звук исходит от размеренных движений червячка. Лукреция подрагивала и стонала, чуть сдвинув брови. Червячок замер, словно осторожно сжимая ее веки. Лукреция приоткрыла глаза, и червячок начал тереться о корни ресниц, о самый краешек века, стараясь достать до испода, протиснуться между веком и глазным яблоком. Девица продолжала исступленно стонать; восторг ее нарастал. Червячок оставил в покое глаза, пустился к полуоткрытому рту и юркнул в глубину — лишь временами мелькала его спинка, и было ясно, что он скользит по внутренней стороне губы, лаская и как бы смакуя десны. Порой червячок застывал на месте, вкушая нежные соки слизистой оболочки, и тогда Лукреция в беспамятстве сжимала фаланги пальцев, будто призывала его продолжать.
Червячок направился вниз, на этот раз пробираясь за ухом, и замешкался там ненадолго; миновал на шее три горделивые венерины складки, обогнул лопатку, нырнул под мышку и прямиком нацелился на грудь. Повертел головкой, словно решая, какой сосок чувствительней, и по неуловимому движению Лукреции определил, что левый. Здесь он стал кружить по красному ободку, оставленному змеями-сосунами, — сначала нарочито медленно, потом все быстрее, быстрее, а под конец и вовсе как маленький смерч. В своем сумасшедшем кружении он был похож на шальную змейку, ловящую себя за хвост.
Лукреция глубоко вздохнула и затихла. А червячок заскользил еще ниже...
— Ну так что, Роберто Коракальина? — спросил он, когда все было кончено. — Пожалуй, не стоит спрашивать мнение Лукреции. Как честный противник, ты обязан вывести нас в безопасное место, а уж потом отправляйся на все четыре стороны искать свою обетованную землю.
Варяг сидел совершенно подавленный. Он был наголову разбит и посрамлен. На что ему теперь остров, да и вообще все на свете, коли Лукреция утрачена для него навсегда? Сидел он так, думал горькую думу и не знал, что ответить. Вдруг в голову ему пришла одна мысль, низкая и подлая мыслишка, от которой не так-то просто было отделаться. Ветер спал, жара снова сделалась непереносимой. После минутного развлечения матросы опять сникли. Возбуждение, вызванное столь необычным зрелищем, лишь усилило их муки.