Жена изменника

Кент Кэтлин

Выйдя от капитана, Крысенок откупорил бутылку и понюхал содержимое. Густой, приторный запах, затаившийся под сладостью вина, напомнил ему о смоле, которой он обычно конопатил корпус корабля, но еще глубже прятался аромат свежевыструганной датской мачты, все еще роняющей слезы живого сока.

Идя с бутылкой в руках в закут к оставшемуся пассажиру, юнга насчитал восемь голов — все матросы и плотник. Экипаж отправили вниз очищать палубы на случай самой тяжелой фазы шторма. Единственными людьми на открытой палубе останутся теперь рулевой и помощник капитана,

которые будут следить за характером вздымающихся волн.

Бейкера юнга нашел сидящим на тяжелой бочке. Спиной и руками тот упирался в изогнутые стенки корпуса корабля, а ноги переставлял туда-сюда, словно в танце, пытаясь удержаться в страшной килевой качке. Крысенок заметил у него в ногах ведро, наполненное желчью после последнего приема пищи. Лицо Бейкера приобрело гнойно-серый оттенок, глаза были плотно закрыты. Бейкера трясло, ибо северный ветер принес холод и промозглость.

Пленный мальчик взглянул на Крысенка со своей лежанки на полу. Одними губами он осторожно, но явственно произнес: «Помоги».

Юнга скосил глаза на лицо Бейкера, но веки у того все еще были опущены, а одна рука плотно зажимала рот, не давая остаткам тушеного мяса выскочить из пищевода. Словно молния, Крысенка пронзила мысль: утащить мальчика и ждать помощи команды. Но первое правило на корабле — это быть глухим и слепым по отношению ко всему, что делают пассажиры.

В этот момент Бейкер открыл глаза и поразился невесть откуда взявшемуся Крысенку. Заметив бутылку мадеры, он потянулся нетвердой рукой, чтобы взять посланный ему подарок. Его пальцы, холодные и лишенные мозолей, напомнили Крысенку про рыбу на бочке с мукой.

— Это от капитана? — прохрипел Бейкер.

Крысенок кивнул и показал жестом, что вино надо выпить. Бейкер откупорил бутылку и вылил в рот немного вина. Проглотил, весь передернулся и попросил:

— Дай-ка мне вон то одеяло.

У Бейкера под ногами как раз лежало тонкое стеганое одеяло, упавшее с его беспокойных плеч. Но Крысенок решил подать вместо него совсем другое одеяло — то, которое он сам недавно очень ловко свернул в тугой валик. Одеяло развернулось, и изнутри вывалилась гниющая рыбина, предназначавшаяся Брадлоу. Ошметки лежали на полу в виде студенистой каши, кишащей червями, быстро расплодившимися в тепле. Зловоние поднялось и заполнило ограниченное пространство, точно в незасыпанном похоронном рве.

Неожиданный крен корабля выбил бутылку из рук лондонца, и она, как бешеная, покатилась назад, разбрызгивая по доскам пола остатки темной жидкости. Бейкера, проклинающего всех и вся, начало вновь рвать в ведро.

Он дико стонал, кашлял и скрежетал зубами. Но тут корабль принял мощный удар волны прямо в борт и сильно дернулся, сбросив Бейкера с бочки. Тяжело дыша, несчастный упал на накренившийся пол и начал рвать на себе волосы. Когда он вновь взглянул на Крысенка, от его былого самообладания не осталось и следа. Юнга и раньше видел такой взгляд — морская болезнь день за днем, час за часом доводила некоторых сухопутных бедняг до умопомешательства.

Когда судно накренилось на

левый борт, Бейкер с трудом поднялся на ноги и, откинув висящее одеяло, двинулся вперед. С отчаянием огляделся. За ним с удивлением, но молча наблюдала команда, едва освещенная бешено качающимися фонарями.

— Воздуху... дайте мне воздуху...

Его с силой швырнуло к подножию фок-мачты, где он выпрямился, крепко ухватившись за деревянный столб обеими руками.

— Мне надо наверх, — попросил он, и у него подкосились ноги.

— Там шторм, приятель. А тебе придется идти по открытой палубе, — крикнул плотник, обнажив коричневые зубы.

Заметив, что Крысенок рядом с ним умело балансирует при каждом крене корабля, Бейкер ткнул в юнгу пальцем и закричал:

— Вот он пусть отведет меня на палубу! — С этими словами он так рванул ворот рубахи, что зацепил ногтями лицо. — Отведи... меня... на палубу! — завопил он, и его снова вырвало прямо на собственные башмаки.

От середины судна до лестницы, ведущей наверх, было семнадцать шагов. Времени вполне достаточно, чтобы Крысенок успел взять кусок веревки и спрятать под рубаху, чтобы привязать себя к спасательным леерам, уже протянутым вдоль фальшборта. Если человека, особенно не привыкшего к морю, не привязать крепко к такому канату, его, скорее всего, смоет волной. Крысенок кивнул и жестом показал Бейкеру, чтобы тот шел за ним.

Хотя решетку люка над лестницей загодя покрыли промасленной холстиной, палуба вокруг лестницы была вся мокрая, поэтому при следующем наклоне судна вперед в килевой качке оба, и Крысенок, и Бейкер, поскользнулись и больно ударились о ступеньки. Бейкер подтолкнул юнгу, чтобы тот быстрее забирался на лестницу, и, несмотря на шторм, сам довольно быстро распахнул крышку люка. Юнга вылез на верхнюю палубу и подождал, пока судно не наклонится в подветренную сторону. Используя эти секунды, он быстро проскочил к левому фальшборту и привязался к бортовому лееру скользящим узлом.

Вскоре за Крысенком показался и Бейкер. Он выбрался на вздымающуюся палубу, и ветер плеснул водой прямо ему в лицо, на мгновение ослепив. Тут корабль начал заваливаться на правый борт, и Крысенок заметил, как глаза Бейкера наполняются ужасом при виде сквозь ванты и прочую оснастку — впервые в жизни — огромной массы черной воды, которая то вдруг скатывается в глубокие впадины, то вновь поднимается громадами, сметающими все на своем пути. В панике Бейкер вцепился в спасательный леер на правом борту.

Мачты низко наклонились навстречу накрывающей корабль волне. Когда она разбилась о палубу каскадом колючей пены, Бейкер так вытаращил глаза, что, казалось, его охватило первобытное ощущение полнейшей безбрежности океана. Горизонт, слившийся с небом цвета металлических орудий, превратился в огромную бесконечную окружность, и никакие замыслы людей, никакие неподвижные плоскости и незыблемые прямые углы земных сооружений не могли этому противостоять, как не могли и помочь избежать брезжущей вдали точки схождения линий перспективы, точки исчезновения.