Жена кузнеца
Шрифт:
Мы проходили мимо готовой одежды и не удержались, заглянули с Сонькой в эту лавку. Сонька рассматривала платья, их швы и секреты кроя. Понятно, что покупать мы не собирались ничего, но посмотреть, как это все было пошито, нам не запрещали. Я не удержалась и погладила красивый полушубок с вышивкой. Он бы мне пошел, но тратить деньги на него, мне было жалко. Оглядевшись и бессовестно пощупав все наряды, мы с Сонькой двинулись дальше. Мы просмотрели ряды с посудой и разной кухонной утварью. Себе я не стала ничего покупать. Посуда у нас есть, для Соньки мы на приданное все нужное приобрели, для Лизки и Паулины еще пока рановато покупать. Поэтому тратить деньги на не нужные вещи я посчитала не целесообразным. Единственное, на что
Мы еще погуляли по рынку, и пошли к телеге. Никита договаривался о поставках железа к дому дяди. Мы с ним договорились, что он заберет наши заказы, а мы подождем его у Федора дома. Владимир, проводил нас домой, потом вернулся с парнем, который жил у дяди, и забрал своего и Никитиного коня. Мы решили полежать с Сонькой и отдохнуть перед дорогой, а то я так понимаю, что Никита решил загрузить телеги полностью и спать ночью будет негде.
День клонился к вечеру, а Никиты еще не было.
Ближе к вечеру приехал Никита и на телеге привезли другие наши заказы. Мы все сели поужинать и он сказал, что нам нужно завтра с утра купить еду на рынке в дорогу, и мы уедем.
– Никита, не обижай хозяина дома и меня как отца. Я понимаю, что если бы не беременность Лады, то я бы и в этот раз никого здесь не увидел в гостях. Ты никого не обременяешь, и я понимаю твое стремление не навязывать себя, но мы родня и ты мой сын и мне обидно, что ты не принимаешь от меня помощи. Давай с тобой договоримся, что в те редкие твои поездки на рынок, ты будешь делать радость старику и приезжать ко мне в гости и рассказывать ваши новости.
Никита нахмурился, посмотрел на меня и потом утвердительно махнул головой Федору.
– Ну, раз мы договорились, то корзинку с продуктами в дорогу Марьяна соберет от нас! И даже не думай отказываться!
– Нет!
– Так Никита, я обижусь! Стариков нужно уважать!
– Хорошо. Она успеет ее собрать пораньше, я хочу уехать ночью? Мы не будем нигде ночевать, поэтому будем ехать без остановки.
– Конечно, успеет! Вот порадовал старика!
Дальше он уже давал распоряжения Марьяне. Мы с Сонькой ушли спать, а Никита с Владимиром и парнишкой ушли все перекладывать и фиксировать все, чтобы не рассыпалось по дороге.
Утром меня разбудил Никита, мы с Сонькой быстро встали, собрались и спустились вниз. На улице было темно.
Федор заставил нас сесть и позавтракать. Как Никита не противился, но старик был не преклонен, а то, что он тогда не откроет ворота, вообще поставило Никиту в тупик, и он пошел за стол. Федор с улыбкой победителя прошествовал на свое место и сел завтракать вместе с нами.
После завтрака мы все расселись по своим телегам. Когда мы сели и Никита проверял как запряжены лошади, ко мне подошел Владимир. В одной руке у него была корзина с продуктами, а в другой какой-то
Я взяла у него корзину, поставила в сторону, и он протянул мне этот кулек.
– Возьми, это тебе.
– Что это?
– Пусть это будет подарок от меня.
– Я не могу это принять от тебя.
К нам подошел Никита:
– Что это?
– Это подарок от меня. Я ее спас и тебя расстраивал. Пусть это будет ей от меня. Не обижайся брат, но если бы я ее не спас, я бы себя сейчас очень сильно корил за это. До сих пор не могу в себя придти после того случая. Пусть она примет это от меня. Я это не покупал, это из моей лавки, поэтому мне это ничего не стоит.
«Вот хитрец! Как все повернул!» - подумала я. Никита нахмурился на слова Владимира и согласился. Тот с радостью мне передал свой кулек, потом повернулся к пареньку, махнул ему рукой и тот принес еще один, но поменьше.
– Это что?
– Это Соньке. Я ведь ее тоже спас.
Я вздохнула и махнула на него рукой. Что тут скажешь? Он схватил меня за руку и поцеловал ее. Я была в шоке, а если нас видит его жена из окна. Как ей бедной на это смотреть!
Мы двинулись в путь. К Соньке в телегу погрузили факелы, так как нам придется часть дороги ехать в темноте. На выезде из города нас ждали еще несколько телег, Никита с ними сговорился еще на рынке. Поэтому путь назад мы преодолевали все вместе.
Дорога была тяжелая. Поздно ночью мы остановились, чтобы приготовить горячей еды и покормить и попоить лошадей. Мы, конечно, делали короткие остановки и по дороге, но спать никто не ложился. У всех были полные телеги и чтобы лечь спать, их пришлось бы разгружать, а спать на земле никто не стал. Все было проще. Мы привязывали коня к, впереди идущей, телеги и можно было хотя бы полусидя поспать в пути. Сонька менялась с Никитой местами для отдыха. Меня они берегли. Днем Сонька ехала на коне, ночью это делал Никита, потому что он еще и держал факел, чтобы освещать дорогу. Часть телег от нас осталось в поселках по дороге. Мы приехали на целый день раньше, чем, если бы мы останавливались ночевать, но мы были очень уставшие и практически, от самых ворот, смогли с трудом обмыться, поесть и завалились спать. Ярослав, Петр и девочки разгружали телегу без нас. Мы проспали практически до вечера и вечером, когда я проснулась, Никиты уже рядом со мной не было.
На кровати возле меня лежали два кулька, про которые я уже по дороге забыла, так как закинула их далеко назад. Мне стало любопытно, и я раскрыла свой кулек. Развернув, я ахнула. Там был тот полушубок, который я погладила в ларьке готовой одежды.
В этот момент в комнату вошел Никита. Я ему показала на полушубок.
– Никита, это ж дорого, я его видела на рынке.
– Моего брата не переделать, он любит подарки делать девушкам, если они ему нравятся. Но ты моя и я тебя никому не отдам.
Я обняла его, поцеловала и прижалась к нему щекой.
– Конечно твоя. Я жить без тебя не могу и хочу быть только с тобой и ни с кем больше!
Сонькину свадьбу мы сыграли через неделю после поездки. Прямо в ночь перед свадьбой выпал снег, да так много, что вместо телег, на свадьбу наряжали сани. На выкуп невесты приехали братья Никиты Иван и Павел, они очень сильно расстроились, когда мы им рассказали про Мишутку, но тут не принято долго горевать, иначе душа тревожится и ей там плохо.