Жена моего мужа

Донцова Дарья

Я поглядела на его лицо, с которого таинственным образом исчезла замкнутость, и спросила:

– Сколько вам лет, Коля?

– Восемнадцать, – ответил парень, – но вы не думайте, что раз молодой, то ничего не умею. В моторах разбираюсь, всегда механизмы любил. Часы могу починить, утюги, радио, телик.

– Гав, – подтвердил Снап.

Бекас моментально подобрался, но, увидав, что пес со всех лап спешит к приехавшей Зайке, как-то сразу отмяк.

– Не отвлекайся, – скомандовала Маня, – сейчас Кешка приедет, и ужинать отправимся.

Бекас

покорно стал ковырять отверткой во внутренностях несчастного мотоцикла.

Я пошла в дом. Ни на минуту, Коля, не сомневаюсь в твоих способностях автослесаря. Вот только думаю, как много ты успел всего за восемнадцать лет: и посидел уже, и к Круглому в шестерки попал, и за мной скорее всего следишь.

Глава 13

Утро началось как всегда. Поняв, что старухи все равно не дадут спать, спустилась к завтраку вовремя. Домашние зевали во весь рот. Бабушки, наоборот, бодрые и полные сил. На столе дымилось блюдо с неизменной овсянкой.

– Мулечка, – прошептала Маня, – передай масленку, тостик намажу.

– Мария, – заявила Римма Борисовна, – сколько раз тебе говорить, не шепчись, очень невоспитанно.

И она пододвинула к девочке коробочку «Сканди».

– Терпеть не могу маргарин, – взвилась Маша, – масла что, нет?

– Масло, – тут же отреагировала Римма Борисовна, – страшно вредный продукт, сплошной холестерин. И удар по печени. Маргарин куда лучше.

Манюня молча ковыряла ложкой скользкие холмы каши. Зайка постаралась сменить тему:

– Всю ночь мы с Серафимой Ивановной почти не спали: у Ваньки с Анькой зубы режутся.

Близнецы пока не доставляли нам особых забот. Самостоятельно передвигаться не умеют и большую часть времени проводят в своей комнате на втором этаже. Да и режим у них пока еще совсем младенческий – сон и еда. На редкость тихие, беспроблемные дети. Поднимают шум, только если оказываются в разных кроватках. Желают спать всегда рядом.

– Да, – философски заметила добрая Римма Борисовна, – маленькие детки – маленькие бедки. Подросли детки, подросли и бедки.

– Кстати, – вступила в разговор Нина Андреевна, – у Банди что-то с желудком…

– Он опять покакал жидко, – докончила радостно Маруся.

Я вздохнула. Может, вышить это изречение крестиком и повесить в столовой, чтобы всегда маячило перед глазами?

После завтрака отправилась вместе с Ниной Андреевной в сад. Старуха радостно принялась выщипывать с клумбы некстати выросшие одуванчики. Возле нас кругами носились псы. Но сердце свекрови номер два безраздельно принадлежало Банди. Пита постоянно гладили по толстым бокам и поучали: «Бандюша, не грызи траву, животик заболит». Жаль портить бабке настроение, но ничего не поделаешь.

– Нина Андреевна, это правда, что Макс не работал в Польше, а сидел на зоне?

Одуванчики разом попадали на пол. Экс-свекровь съежилась и села на скамеечку. Банди, почувствовав перемену ее

настроения, заскулил и принялся лизать покрытые старческой «гречкой» руки.

– Кто придумал такую глупость? – попробовала начать врать Нина Андреевна, но я уже поняла, что Круглый сказал правду.

Значит, у Макса это вторая посадка, и он автоматически становится рецидивистом. А к такого рода подследственным и отношение у органов МВД соответственное.

– Ну что за люди, – возмущалась Нина Андреевна, – каких только гадостей не придумают! Макс – уголовник! Он работал в Польше, преподавал русский язык!

Я вздохнула. Конечно, теоретически Полянский мог стать учителем. Диплом Литературного института давал такую возможность. Но практически? Неужели Нина Андреевна не понимает, что это очень легко проверить?

Старуха продолжала картинно возмущаться, но я уже шла к гаражу. Значит, тут Круглый меня не обманул. Может, все остальное тоже правда? Тогда где миллион и не из-за него ли Макса запихнули в тюрьму? Откуда Семен знал про деньги, если Иван Михайлович четко сказал: никто не подозревал о торговле антиквариатом. Выходит, лучшему другу Макс рассказал?

Голова шла кругом от бесконечных вопросов. Ладно, трудности следует решать по мере их поступления, как говаривала моя бабушка, а я привыкла ее слушаться. Сначала съезжу в Фоминск и поищу там следы Яны. Все-таки очень хочется поговорить с девушкой.

Дорога была превосходная, солнышко приятно светило, и в пути я чудесно поела в придорожной закусочной. Наши магистрали все больше начинают походить на европейские: тут и там автозаправочные станции с ресторанчиками и туалетами, буквально на каждом шагу попадаются какие-нибудь торговцы, просто приятно.

В самом радужном настроении я вкатилась в Фоминск и припарковалась на площади. Вокзальчик так себе – облупившееся двухэтажное здание, построенное, очевидно, в начале пятидесятых. Все в колоннах, скульптурах, непременные серпы с молотами.

Поезд из Москвы, как правило, останавливался на первом пути. На платформе обнаружилась только одна скамейка, возле нее стояло несколько женщин с корзинками и ведрами. Я села на лавочку, и тут подлетел экспресс Москва – Львов. Бабы кинулись к вагонам, предлагая разнообразные пирожки, отварную картошку, жареную рыбу и сосиски. Но покупателей оказалось мало, то ли еще не съели дорожные припасы, то ли не успели проголодаться.

Свистнув, состав умчался. Женщины, утирая лбы, попадали на скамеечку, я почувствовала крепкий запах пота.

– Ох, жисть поганая, – проговорила одна.

– И не говори, раньше уважаемыми людьми были, на фабрике работали, а теперь по вагонам со жратвой мотаемся, – вздохнула другая.

– Ладно бы с харчами, – влезла в разговор третья, – а то Клавка вон презервативами торгует, со стыда сгореть можно.

Они замолчали, я закурила. Женщины демонстративно покашляли, потом самая потная и толстая осведомилась: