Жена напоказ
Шрифт:
— Так себе, — нарочито громко произнесла я. — Очень неприятный тип.
Жеана скептически хмыкнула.
— Главное, избавься от спящего заклятия. Иначе оно может сыграть с тобой злую шутку, — строго напомнила она.
И, проворно собравшись, скоро уехала, вновь оставив меня наедине с соглядатаем месье дознавателя. Того самого, который «так себе».
Я до самого вечера ждала, что с виноградника прибудут какие-то вести о том, как прошла проверка его жандармами. Но либо те не пожелали меня тревожить, либо решили сначала доложить старшему следователю, а затем уже что-то решать. На сорванном листочке
Может, к счастью, Первородные решили дать мне небольшую передышку перед встречей с дознавателем. Мне даже хватило сил под вечер вернуться в погреб и всё же наложить сберегающее заклинание — после чего я почти окончательно успокоилась.
Лабьет постоянно вертелся где-то поблизости, отвоевав эту прерогативу у мадам Хибоу. Он без конца что-то вынюхивал, исследовал каждый уголок дома, неведомо что пытаясь отыскать. Уж в этом деле я безотчётно ему доверяла. Но теперь предпочитала помалкивать. Может, мои предположения о его связи с месье дознавателем всего лишь ошибочное преувеличение, но с ним я скоро начну вздрагивать от собственной тени — честное слово.
Тот миг, когда я наконец добралась до постели, показался мне самым прекрасным за все последние дни. Ауру до сих пор ощутимо лихорадило. Меня то и дело бросало в жар — и тогда Лабьет смотрел на меня особенно внимательно, оставлял все свои очень важные дела и ходил за мной попятам. Вот и сейчас — бесшумно, словно огромная чёрная тень, он проскользнул по спальне и встал у края постели, словно хотел пожелать доброй ночи. Однако я вполне явственно ощутила, как его аура вновь коснулась меня.
После чего шинакорн совершенно невозмутимо втащил свою громадную тушу на кровать и рухнул рядом со мной. Я даже подпрыгнула на спружинившей перине.
— Эй! — возмутилась, толкая пса кулаком в бок. — Я не разрешала…
Но Лабьет посмотрел на меня с таким снисхождением, что я мигом позабыла все слова, что ещё вертелись на языке. Убедившись, что мой запал закончился, Лабьет умостил голову на сложенных лапах и, кажется, мгновенно уснул.
Похоже, тяга оказываться со мной в одной постели что у хозяина, что у пса одинаковы. Но Лабьет хотя бы защитит в случае чего. В то время, как от де Ламьера самой хотелось защищаться.
Например, завтра при встрече, к которой я, кажется, и подготовилась, а по ощущениям — была совершенно не готова.
Глава 9
— Ваша светлость, к вам мадам д’Амран, — ровный голос Тибера прорвался сквозь глухоту размышлений над слепками аур.
Одной — из подворотни, где напали на магистра Ливра. Другой — из винного погреба вдовушки. Полночи Ренельд разбирал их по кусочкам, отбрасывал лишнее, пытался найти схожие элементы, но дело шло туго. Мариэтта удружила — своим невообразимо ярким светом она почти начисто уничтожила следы других аур. И сейчас найти что-то среди переплетения её потоков было всё равно что шарить руками в мутной болотной воде.
Ренельд
— Пригласи, — Ренельд размял шею пальцами, глядя в ярко сияющее дневным светом окно.
Так скоро можно позабыть, сколько дней подряд просидел за этим столом.
Через миг после того, как Тибер скрылся за дверью, за ней же послышался какой-то грохот, возмущённый женский голос, а затем в кабинет ввалился шинакорн, явно силясь обогнать задержавшуюся где-то Мариэтту. Такое игривое настроение Лабьета неспроста. Либо они очень плохо поладили с мадам Конфеткой, либо очень хорошо.
«Это ты, — довольно рыкнул пёс, остановившись напротив Ренельда. — А я подумал было, пыльная статуя».
— Очень смешно. Ты хоть знаешь, сколько я тут просидел?
Был бы ещё ощутимый толк.
«А я пр-рекрасно выспался. Чего и тебе советую».
— Советчик, тоже мне. Лучше бы сказал что полезное.
«Потом! Всё потом, — казалось, что шинакорн сейчас начнёт петь. Разумеется, нещадно фальшивя. — Сначала разберись с мадам Конфеткой. Но только приготовься. Она сегодня ослепительно хороша».
Заинтригованный, Ренельд не удержался от того, чтобы повернуться к двери ровно в тот миг, когда в кабинет вошла Мариэтта. И что самое досадное, Лабьет нисколько не преувеличил. Она и правда выглядела прекрасно.
Графиня небрежным жестом развязала ленты соломенного капора и с облегчением сдёрнула его с головы.
— Доброе утро, ваша светлость, — кивнула весьма вежливо. — Простите… Очень жарко.
Ренельд был, в общем-то, не против. Так её лицо не скрывала тень от шляпки. А значит, на нём можно будет разглядеть гораздо больше мимолётных эмоций, которые мало кто умеет безупречно контролировать. Похоже, ночь у вдовушки прошла весьма спокойно — со вчерашнего дня она заметно посвежела, в её ауре как будто кто-то навёл порядок. Ни одного лишнего всплеска — так недолго решить, что перед тобой и правда затрапезная магисса, способности которой вряд ли могут представлять для кого-то интерес.
— Как вы себя чувствуете? — Ренельд снова уставил взгляд в отчёт старшего следователя, который лежал перед ним всё это время.
Совершенно бестолковая бумажка. От той, в которую заворачивают рыбу на рынке, и то больше пользы.
— Сегодня уже лучше, благодарю, — усаживаясь в кресло напротив, Мариэтта огляделась в кабинете с лёгким любопытством. — Так это обиталище королевского дознавателя…
По её губам скользнула задумчивая улыбка.
— Вы представляли его как-то иначе?
— Знаете, нет, — графиня неспешно стянула шёлковую перчатку с одной руки, а затем с другой. — Это логово вполне вам подходит. Здесь всё устроено так, чтобы все, кто приходит к вам, чувствовали себя наиболее неловко. Словно в тюремной камере.
— Думаю, вряд ли вы когда-то бывали в тюремных камерах, мадам д’Амран, — заметил Ренельд. — Но в целом вы, наверное, правы. И надеюсь, чувствуете себя достаточно неуютно, чтобы поскорее закончить с нашими делами и вернуться в своё имение?
— Максимально, — холодно подтвердила Мариэта, доставая из солидной кожаной папки исписанные ровным почерком листки.