Жена напоказ
Шрифт:
«Ты забыл записку с извинениями», — заметил Лабьет.
Проклятье! Точно. Но, думается, она только приведёт графинюшку в ещё большее раздражение. Лучше уж встретиться с ней лично и всё объяснить. При случае. Интересно, через сколько встреч с Мариэттой у Ренельда начнёт дёргаться глаз? Не хотелось бы дойти до такого. Но поведение мадам д’Амран могло оставить спокойным только тысячелетний утёс.
Подготовив всё в дорогу, Ренельд всё же отправился спать. Ему обычно не нужно было много времени, чтобы отдохнуть. Спал он почти всегда глубоко и спокойно. Не раз приходилось слышать, что обычно магов, особенно сильных, часто
Но сегодня что-то пошло не так. Потому что Ренельд видел во сне Мариэтту. Она сидела в ярко освещённой комнате, у вычурного трюмо, в возмутительно соблазнительном виде: одних только чулках и том самом злосчастном корсете. С кружавчиками. Пыталась сомкнуть сзади крючок безумно дорогого ожерелья из вайлетов, но постоянно промахивалась.
— Рен, помоги, — проговорила она, чуть повернув голову. По её оголённому плечу скользнул невесомый локон.
И Ренельд наконец увидел себя в отражении, стоящим за её спиной. Подошёл, не в силах противиться воле сна и сумасшедшей притягательности Мариэтты, которая сейчас казалась такой открытой и беззащитной. Он забрал у неё концы ожерелья, но только хотел застегнуть, едва лишь коснулся кожи графини, как невольно отдёрнул руки. Потому что та оказалась невероятно горячей — словно брошенная в огонь стальная пластина.
Ожерелье соскользнуло по приподнятой корсетом груди Мариэтты, с колен и на пол. Ренельд посмотрел на свои ладони — от кончиков пальцев по ним расползался пепельный след. Яркая полоса тлеющего пламени поднималась всё выше и выше по рукам — и жжение было просто невыносимым, точно он сунул руки в печь.
Развернулся в поисках хоть чего-то, чем можно было бы охладить горящую кожу — и замер, потому что позади стоял ещё один мужчина. Его лицо не было знакомо, он ничего не делал, просто смотрел. И от незнакомца веяло холодом привычной силы из Бездны — как такое возможно? Ренельд не знал других магов, кто обладал похожей аурой. Наконец незваный гость сдвинулся с места и подошёл к Мариэтте, ступая чуть крадучись, неспешно. Просто облепляя её фигурку взглядом. А та словно только этого и ждала: замерла, взволнованно дыша и словно бы опасаясь обернуться. Мужчина поднял с пола ожерелье и быстро застегнул его на стройной шее графини. Та поймала его руку, задержав на своём плече.
— Ты просто не хочешь принимать то, что поможет тебе. А значит, проиграешь, — проговорил незнакомец, мягко поглаживая костяшками пальцев нежную кожу Мариэтты.
Спустил ладонь ниже и кончиками пальцев скользнул по выразительным округлостям её груди.
— Не трогай! — Ренельд даже не узнал свой голос.
Дёрнулся было остановить незнакомца, но, едва сделав шаг, рассыпался пеплом.
Проснулся, едва в силах просто дышать. Резко сел под грохот мебели, что опрокинулась во всей комнате разом от страшного удара воздушной волны, замешанной на тёмной силе. Что-то треснуло, разлетевшись в щепки. Звякнул умывальник, когда на него упала ширма.
«Эй! — возмутился Лабьет из своего угла. — Ты чуть меня не пришиб! Что случилось?»
— Просто скверный сон.
«Да ну?»
— Видимо, из-за катализации чутья. Бывает.
За окном уже светало, а значит, можно было не ложиться
Ренельд не стал будить его, велел кучеру трогать. В дороге ассистенту ещё хватит времени выспаться.
«Ты какой-то слишком задумчивый сегодня, Рен, — проговорил Лабьет, устраиваясь на сидении рядом. — Точно всё в порядке? Что тебе снилось?»
— Благодаря тебе, мне снилась мадам д’Амран.
«Оу! — оживился шинакорн, но быстро сник. — Хотя… Если ты проснулся ночью, на ходу громя комнату, значит, и правда сон был неприятным».
— Кажется, я видел похитителя аур.
«Газетчики зовут его „Собиратель“, — как бы невзначай упомянул пёс. — Они уже обо всём пронюхали».
Да, Ренельд успел заглянуть в утреннюю газету перед выходом. На первой полосе и правда красовалась статья о нескольких случаях похищения аур, которые, впрочем, пока не обрели опасного размаха.
— Им лишь бы подобрать звучное словцо, — Ренельд уставился в окно. — Но я вовсе не уверен, что видел настоящее лицо этого Собирателя. Может, это только моя фантазия. Примерный образ…
«Да, и мы ещё не знаем, мужчина ли это».
— Верно.
«А Конфетка тут при чём? Ну, ты сказал, что видел её тоже».
— Он как будто знал её. Знал, что она скрывает.
«Может, это и правда только фантазия, Рен? Сны… они часто просто сны. Отражение переживаний, впечатлений… желаний».
— Вот только не начинай!
«Как хочешь».
Лабьет опустил голову на лапы и демонстративно прикрыл глаза. Может, хоть по дороге не будет донимать своими сводническими разговорами о Мариэтте. Как вообще перестать постоянно о ней думать?
Однако, прежде чем свернуть на дорогу, ведущую прямиком из города, Ренельд велел кучеру заехать в Санктур. Как раз по ещё одному делу, связанному с вдовушкой. А возможно, и со всем расследованием в целом. Если повезёт.
Летняя сессия в Академии подходила к концу, поэтому во дворе было уже не так людно, как в прошлый раз, когда Ренельд приезжал сюда вместе с Ксавье. Только между колоннами у входа, в тени, прятались несколько адептов, о чём-то яростно споря.
«Эй, ты чего?» — Лабьет навострил уши, озираясь, когда перед ним открылась дверца кареты.
— Нужно сделать одно дело. Быстро.
Ренельд вышел под палящее солнце, невольно глянул в выжженное небо, не замаранное даже обрывком какого-нибудь залётного облачка. Если так и дальше пойдёт, земледельцы начнут тревожиться. Цены на услуги магов-погодников взлетят до небес. Только из-за того, что они единственные, кто может сотворить хоть каплю дождя. В отдельно взятой местности, разумеется. Такие уловки по карману только зажиточным фермерам.
На посту охраны Ренельда встретили только кивками и приветствиями, никто не задержал его даже на мгновение — все знали в лицо.
Хорошо знакомыми переходами он поднялся до кафедры магической ботаники. Пустые по летнему времени коридоры встретили тишиной и ощутимым запахом земли и листвы. Леса. Здесь, если неосторожно заглянуть в одну из лабораторий, вполне можно натолкнуться на голодное хищное растение, которое выращивает кто-нибудь из аспирантов для получения первой учёной степени.