Жена напрокат
Шрифт:
— Наш фиктивный поцелуй.
Теперь Герман тянет носом.
— Ты хотела меня поцеловать в перевязочной. Я бизнесмен и умею делать выводы.
— Я? — шарахаюсь от удивления.
Хотела, конечно, но в жизни в этом не признаюсь. Ещё чего, много чести. Он любит Сабину, он с ней шушкался под балконом, он, может, банально не желает спать с ней, пока она замужем за братцем, и решил всего лишь перебиться мной. Как говорится, съесть перекус, жахнуть аперитивчик в виде маленькой секретарши, в то время как всё самое вкусное и сладкое
Ни за что я с ним спать не буду. Пусть хоть удавится. Вот что он сделал, для того чтобы соблазнить меня? Увёз за город без одежды и выдал свой халат?
Нет, нет и ещё раз нет.
— В меня тогда столько лекарств влили, что я толком и не понимала, кто передо мной: вы или Федор, — смеюсь.
Босс мрачнеет. Становится чернее тучи. О-ля-ля! Похоже, ему не понравилось моё последнее выступление.
— Ах так?! — зло сжав губы, настолько сильно, что они белеют, раздражённо смотрит на меня Герман.
— Именно так.
— В таком случае... — Резко дёргает покрывало из-под меня, я пару раз прокручиваюсь вокруг своей оси, едва не свалившись с матраса. — Я, пожалуй, лучше посплю на полу.
Расстилает на ковре розовое ворсистое недоразумение. Отбирает одну из моих подушек и ложится, прикрывшись моим балконным пледом.
— Спокойной ночи, Аня. — Переворачиваясь на бок, укладывается ко мне спиной.
— Спокойной, босс.
Смотрите-ка, какие мы нежные. Тоже переворачиваюсь на бок. И точно так же — спиной к нему.
Глава 41
Просыпаюсь оттого, что на лицо попадает луч света. И как я ни пытаюсь поменять позу, он всё равно дерзко метит прямо в глаз.
С пола доносится лёгкое похрапывание, и я вдруг вспоминаю, что лежу в спальне, в доме отца моего босса, моего фиктивного жениха. А сам суженый спит на полу, так как мы поссорились из-за моей лжи о нежелании поцелуя.
Шлепнув себя по лбу, не могу сдержать стона. Эта катавасия никогда не закончится.
Думаю пробраться в ванную и привести себя в порядок, заодно напялить худи с пчёлкой и самолично перемерить все хозяйские шорты, но в этот момент в дверь «нашей» спальни стучат.
— Эй, голубчики, хватит дрыхнуть. Солнце уже встало, пора колоть дрова и мариновать мясо, — слышится из коридора.
Я с ужасом узнаю голос хозяина дома. Подрываюсь на подушках.
— Герман Игоревич! Ваше превосходительство! Эй, великий князь Белозерский. Там ваш папа!
Он продолжает сопеть в две дырочки, и я запускаю в него подушкой.
— Пожар! — рычу я, и Герман наконец-то просыпается.
— Где? Что? Как? Сколько стоит? — качая головой, протирает глаза.
— Дорого, Герман Игоревич, даже у вас денег не хватит.
Шум в коридоре не утихает. Вот приспичило его папочке проникнуть к нам спозаранку.
— Ну где вы там, молодёжь?! Кто рано встаёт, тому бог подает! У вас ещё вся жизнь впереди, наобнимаетесь вдоволь. Уважьте старика!
Хитропопый
— Что это значит? — перехожу на шёпот. — Мне пойти и выгнать его? Заставить замолчать? Сделать вид, что мы умерли во сне? Выпрыгнуть в окно? Спрятаться под кроватью? Что мне делать, босс?
Белозерский принимает бескомпромиссное решение.
— Двигайся.
— Зачем?
С ним я регулярно тормознутее, чем обычно.
Белозерский встаёт, сбрасывая одеяло, идёт ко мне. И только сейчас я замечаю, что на нём уже нет ни рубашки, ни брюк — только боксеры и дорогущие часы супермодной фирмы.
Э-э-э. Это как? Липну к нему взглядом.
Точно помню, что он укладывался при полном параде. Я так крепко спала, что не заметила его полное оголение? Впрочем, это уже неважно, потому что он прекрасен. Такой стройный, спортивный, мускулистый, капельку загорелый, в нужных местах волосатый и хорошо одарённый природой.
А ещё он лезет ко мне.
— Милая, — с нажимом, — я говорю тебе двигаться, а не пытаться меня загипнотизировать. Всё равно я не скажу всей правды, у меня иммунитет к подобного рода состояниям и всякого рода внушениям.
Злюсь, резко нахмурившись. Не люблю, когда меня ловят за подглядыванием.
А Белозерский закидывает плед и покрывало за кровать. Хватает подушку, залезает под моё одеяло и жмёт меня себе под мышку. Потом поворачивается.
— Так не пойдёт.
— Это ещё почему?
— Никто не спит в халате рядом с любимым мужчиной. Ты похожа на вечно мерзлявую бабульку в период межсезонья и отсутствия отопления. Снимай немедленно.
— Не-е-ет, — ругаюсь с ним шёпотом, — у меня там ничего нет.
Но сопротивление бесполезно. И мы как никогда близки к провалу. Поэтому скрепя сердце я сдираю с себя махровую ткань и, резко потянув одеяло к носу, бросаю халат туда же, где валяется Германов плед.
Он кладёт мне руку на голое плечо и аккуратно наглаживает. Мы в ссоре, и эти движения совершенно неуместны. Тоже мне пароотпариватель на минималках. Но выбора нет.
Стыдоба неописуемая. Мы, конечно, помолвлены. Технически, для всех, мы помолвлены по-настоящему. И ничего такого нет, что мы обнимаемся в постели, но щёки традиционно покрываются пятнами.
— Отец, заходи! — разрешает Герман, и я теснюсь к нему, решая, что так безопаснее.
Отец широко улыбается, впуская в спальню горничную с подносом. Та ставит у изголовья кровати деревянную подставку на резных ножках. На ней маленький букетик, варёные яйца, две чашки чая и круассаны.
— Доброе утро. Ух ты, сервис, — скалюсь, хлопая тритона по руке, намекая, что пора заканчивать этот запретный массаж.