Жена напрокат
Шрифт:
— Отлично, — улыбается мне несносная Нюрася и, взяв мою руку в свою, вместе с огромным ножом-мачете для резки торта, ставит лезвие точно между мной и собой. То есть между мужиком и бабой на верхушке.
— Нет. — Волевым решением переставляю нож на место рядом с фигурками. — Мы не будем отзрезать жениха от невесты, Аня. Не нужно совершать необдуманных поступков. Расстраивать беременную женщину и вообще делать что-то не по правилам.
Она медленно поворачивается ко мне, манит пальчиком, заставляя наклониться и подставить ухо.
—
Она поднимает наши руки и ставит нож в центр верхушки, почти тесанув руку невесте.
Спокойствие, только спокойствие. Это ведь просто торт. Но даже здесь мы не можем договориться.
— Аня, аккуратнее, — вздыхаю и, ухватившись за рукоятку, переношу нож за спину жениха.
— Ну и долго это будет продолжаться? — дует губы мать, скрещивая руки на груди.
Аня смотрит на неё и улыбается:
— Герман тоже так делает. Как же вы сейчас похожи.
— Мило, Аня, но давайте всё же разрежем торт.
— Уже музыка для этого процесса закончилась. Дима, — кричит батя водителю, — включай сначала.
— Это самая гламурная свадьба из всех, на которых я была. Знаете, Анна и Герман Белозерские, — подкалывает, напоминая мне мою же фразу о фамилии, с лёгкой руки подаренной невесте, а теперь уже жене, — я даже рада, что мы не позвали прессу. Потому что это был бы сенсационный позор.
— Мама! Мы просто пытаемся разрезать торт.
Откинувшись на спинки стульев, брат, мать, отец, Дубовские да и остальные гости начинают скучать.
— Вам нужно было раздать всем по пачке журналов, какие бывают в медицинских центрах, чтобы мы не заснули.
— Что-то ты расхрабрилась, дорогая, может быть, стоит урезать тебе выходное пособие? — смотрит на неё исподлобья отец. — У них сейчас просто процесс притирки.
— Ой, — смеётся Аня, — и на папу ты тоже похож.
— С чего бы это? — сжимаю губы. — Давай просто разрежем торт.
— Да, конечно, милый. — Ставит нож между фигурками и давит на него.
— Ну какая же ты упрямая. Нужно сделать, как сказал муж, разрезать, где он решил. Так правильно!
— А Сабина разрезала бы, где ты захотел, — как бы невзначай комментирует мать и при этом разглядывает свои ногти.
— Сабина жена твоего сына. Не Германа. Другого сына, — злится отец.
— Ладно-ладно, я молчу. Просто они не могут договориться даже в том, как разрезать торт, поэтому, как мне кажется, всем очевидно, что весь этот брак ошибка!
— Ох! — прикрывает рот Ксюша.
Мой брат с женой переговариваются. А батя показывает матери кулак.
— Ну вот смотри, чего ты добилась. Дай сюда нож!
Беру дело в свои руки и, раскромсав макушку на четыре части, сажусь на место.
— Извини меня, Герман, я не должна была, — садится Аня рядом со мной и начинает ломать пальцы.
Смотрит в тарелку. Наша помощница разносит торт гостям.
Всего минуту назад меня дико злило её упрямство, сейчас же почему-то мне не нравится, что мы поссорились из-за такой глупости.
Я не привык уступать, тем более женщине. Обычно ради мня они отказывались от своих идей и желаний. Ведь им доставался главный приз, то есть я. А Аня смеясь говорит о конце нашего фиктивного брака, шутит про развод. Как будто ей совершенно наплевать, что всё это может вот-вот закончиться. И вроде бы чёрт с этим. Вроде я сам хотел фиктивности отношений, но почему-то при этом мне необходимо, чтобы Аня не хотела со мной расстаться.
— Всё нормально. Это всего лишь торт. Ешь давай.
— Хорошо. — Она послушно берёт маленькую ложечку и начинает есть. — Вкусно, кстати.
— Отлично, я рад. — Пробую, действительно очень недурно. — Хоть в чём-то мы сошлись.
Аня поворачивается ко мне, я к ней, конфликт растаял в воздухе, как мыльный пузырь. Обычно я долго мусолю какие-то такие вещи в голове. А здесь хочется помириться.
И забыть конфикт, словно его и не было. Да что со мной такое? Совсем размяк. Надо было её наказать за непослушание. Устроить репрессию, провести промывку мозгов, что при моей матери подобное поведение недопустимо. Что никто не имеет права щёлкать меня по носу. И если даже такое происходит, то ослушавшийся обязан ответить по полной строгости.
Потому что оскорбительные действия в сторону Германа Белозерского просто неприемлемы. Кладу руки на колени под столом и начинаю топать ногой, разжигая костер ненависти. Я должен быть сильным мужиком. Сильные мужики — это не бесхребетные подкаблучники, они не идут на поводу у женщин. Мне необходимо придумать какую-то карательную меру в отношении моей новоиспечённой супруги, потому что стерпеть такое означает конец собственной репутации.
Только вот Анюта, заметив мою нервную чечётку, протягивает руку и кладёт свою крохотную ладошку на моё колено. И, вместо того чтобы, как настоящий крутой мужик, скинуть её к едрене фене со своей конечности в брюках, я ощущаю накатывающие волны спокойствия.
Ну вот… Так всё и начинается. Я прям чувствую, как слабею на глазах, как меняюсь. А главное, помню её губы на вкус. Они как абрикос и ваниль в одном флаконе. И от воспоминаний сразу же тяжелеет в паху. Хочется снова получить облегчение. Но это-то как раз понятно, потому что Анна настоящая красавица и невероятно притягательная женщина, но тут другое… Она каким-то образом трансформирует меня. Я прям чувствую, как видоизменяюсь. Я слышал об этом от мужиков в баре.
Вначале она просто гладит твою руку, и ты радуешься как ребёнок, обретая успокоение, понимая, что ваша ссора в прошлом. А потом начинаешь таскать ей цветы в зубах и лазить в спальню через балкон, напевая при этом позорные серенады.