Жена напрокат
Шрифт:
Кто же умирит их теперь?
К Таку и к Тику набежали отднокорытники.
Всем надоели их перекоры.
Всем зуделось их примирить.
– Мы живём в замечательное время! – торжественным хором сказали Тяп и Ляп, Шаляй и Валяй, Бим и Бом, Шалтай и Болтай, Авось и Небось, Так (однофамилец Така) и Сяк, Гоп и Смык, Кое и Как, Сикось и Накось, Еле-первый и Еле-второй. – Как вам не стыдно ругаться?
– Вот именно! – подкрикнули Ваньки и Встаньки, Фигли и Мигли.
– Вы забыли, что мы друг другу друг, товарищ и брат! – сказали Иван и Марья,
– Да! Да! – поддакнули Мальчик и Пальчик, Мужичок и Ноготок, Паинька и Мальчик, Дед и Мороз, Тип и Топ, Хип и Хоп.
– Ха! Чепуха! Три ха-ха! – заорали Ванька и Каин, Бой и Баба, Соловей и Разбойник, Карабас и Барабас, Змей и Горыныч, нагрянувшие не то с тропика Рака, не то с мыса Сердце-Камень, не то из Орехова-Зуева, не то из Гусь-Хрустального, не то с соседней улицы Малые Кочки. – Живи кто как ж-жал-лает! А кто несогласный – дрысь в ухо и вообще куда хошь!
– А вот попробуй! – пригрозили Аника и Boин, Дон и Кихот.
– Надо всем любить друг друга! – пискнули Маша и Резвушка, Шуры и Муры, Трали и Вали, Палочка и Выручалочка. – Даже если не любится, а надо, так люби по разнарядке.
– Раскатитесь вы все отсюда! – закричали первый раз вместе Тик и Так. – А не то перетопим всех в Амударье или в Сырдарье! Ну! Кому первому хотно в Аму? Кому в Сыр? Только без Дарьи?
После таких слов с Маятником случился удар.
Он пал вместе с Часами на мостовую.
Их подобрал прохожий. Поднёс к уху:
– Часики, вы ходите? Айдаюшки со мной?
Но Часики уже не могли ходить.
Они были мертвы.
Мёртв был и Маятник.
A без него не могли жить и непримиримые враги-друзья Тик и Taк.
Вечные соперники жили и работали вместе, лишь споря и ссорясь.
Тик и Так тоже умерли.
9 декабря 1988. Суббота. 20.45–21.00
Позелени ручку
Нам не дано предугадать,
Кому и где придётся дать.
Прямо с урока Врежик угодил на операционный стол.
Сам директор вызвал скорую.
Мальчишку увезли.
Аппендицит.
Острый. Точнее, острее острого.
– Резать подано! – с почтительно-весёлым полупоклоном доложила хирургу медсестра.
Хирург заметно поскучнел:
– Вы мне сперва родителей его подайте.
Мать Врежика была в командировке.
Скорая полетела по всему городу разыскивать отца.
Отец-таксист не стоял на месте.
Скорая гонялась за ним и час, и два…
Надвигалась критическая минута.
Хирург всё быстрей
– Напрасно, – со стонами причитал Врежик, – ждёте вы отца. У отца уже давно вырезали аппендицит. Резать больше нечего…
Успокаивая прежде всего самого себя, а на больного, хирург ответствовал так:
– Не переживай, солнышко. Найду что и у твоего папаши отре…
Ласковому доктору не суждено было договорить.
Таксистские кулаки, жёсткие, как камни, сумасшедшие и неуправляемые, градом осыпали хирурга.
– Вот что, дорогой! – трудно останавливая свои кулаки, напутственно прохрипел горячий таксист. – Иди и оперируй! Для разгонки на первый раз пока тебе хватит!
Доктор – местами он уже фиолетово вспух – съёжился.
Он мужественно пробовал не охать от боли.
К тому же избитое самолюбие шептало:
«Откажись от операции. Не в состоянии ж скальпель удержать! Или у тебя нету гиппократовой гордости?»
– Иди и оперируй! – наизготовку снова сжал кулаки таксист. – Ишь, молодой, да ранний!.. Моё дело, дам я тебе в лохматую лапу, не дам, позеленю я тебе клешню или ещё крепко подумаю, прежде чем позеленить. Но знай! Если плохо кончится операция, я за своего Врежа так тебе врежу, что из операционной тебя вынесут на руках только в морг. Другого маршрута не будет!
До собственного выноса предусмотрительный доктор дело не довёл.
Врежика выписали из больницы, и он без охоты снова вернулся в школу к своим старым прилипчивым подружкам. К заморским фигурам с трюнделями. К двойкам с тройками.
А что же отец-таксист?
Неужели забыл про свое коронное дам не дам?
Нет, не забыл.
Получив здоровенькое, чисто подштопанное своё чадушко из хирурговых рук, отец на всякий случай завёл сына за себя и дал полную волю своим страстям, мстительно швырнув хирургу в лицо с полсотни зелёненьких самой мелкой расфасовки.
«Должное отдают мелочью»!
Шурша и игриво балансируя, зелёное золото тесно устлало пол у хирурговых ног.
– Ты, – хищневато выговаривал отец, – тянул с операцией! Боялся, что после операции я не дам. Но я чалавек чесни! Ты это запомни! Я твою таксу даю. Я бы сказал о тебе всё-о-о-о, что думаю! Но оч-чень «жаль окружающую среду» – ты вылитый белохалатни рэкетир! – и огнисто пробежался по весёлым зеленям, энергично втирая их каблуками в пол.
Уязвлённый хирург стоял в золотом кругу и не спешил из него выходить.
Благо, через секунду таксист хлопнул дверью.
В кабинете кроме самого толстуна хирурга никого больше не было.
Со вздохом он закрылся на ключ. Надвое переломился в поясе и кинулся подхватывать зелёнку с полу, будто с калёной сковороды.
Толстое, колодистое тело гнулось трудно.
Опустился на колени. Кряхтел, ползал, подбирал в аккуратную стопочку, умываясь солёным по`том.
Кто после этого скажет, что взятки сладки?