Жена неверного ректора Полицейской академии
Шрифт:
— Папа, вот так. Держись за меня… — стараясь казаться спокойным, я усадил его на стул, хотя внутри все дрожало. — Сейчас прибудет подкрепление. Мы… Мы найдем способ вернуть тебе украденные годы, папа!
Отец едва-едва помотал головой на тонкой шее. Даже это, казалось бы, легкое движение далось ему с трудом.
— Сделай для меня это, сынок.
Шепот отца был едва слышен.
Взглядом он указал на пистолет в моей руке.
Он прошептал еще, что время утекло — его невозможно будет повернуть вспять. Прошептал,
Конечно, она будет любить. Она будет варить кашки, кормить с ложечки, отправляя эти кашки в беззубый рот, будет заботиться, растирать одряхлевшие кости целебной мазью, но в глубине своей души…
Голос отца прозвучал в моей голове, словно наяву.
Просто сделай для меня это.
Я резко подскочил, чувствуя, как сердце колотится в груди.
Снова этот кошмар.
Снова.
Уж лучше бы она пришла ко мне во сне.
Тоже было бы больно.
Но то боль иного сорта.
Тягучая, мучительная и сладкая, как патока.
И я ни за какие сокровища мира не согласился бы с ней расстаться.
Я поднялся с нар и подступил к турнику.
Разумеется, в этой узкой темной тюремной камере никто не подумал позаботиться о спортивных снарядах для заключенных.
Я приспособил под эти нужды торчащую из стены трубу.
Правда, что-то в последнее время она стала какой-то хлипкой.
Раньше делал тысячу подтягиваний за один подход. Но сейчас этого уже было мало, потому увеличил это количество до трех с половиной тысяч.
Проклятье!
Боюсь, демонова труба все-таки скоро не выдержит и отвалится к иблисам собачьим!
Тогда, пожалуй, можно будет передать Освальду, чтоб заплатил кому надо, и мне бы установили в камере нормальный турник.
Вот было бы счастье!
Он и так все порывается устроить мне в тюрьме лучшие условия.
Чуть ли не люксовую камеру, где кровать с периной и личное джакузи в камере.
Смешно.
Освальд судит по себе. Для него то отсутствие элементарного комфорта, в котором нахожусь тут я, смерти подобно.
Для меня смерти подобно совсем другое.
Газеты со светской хроникой, которые по моей просьбе он мне присылает каждую неделю.
Я не могу их читать.
Но и не читать тоже — не могу…
До сих пор помню лицо отчима, когда он вместе с адвокатом явился ко мне в изолятор сразу после задержания.
Такое лицо, как будто по нему сапогами прошлись.
— Разумеется, ни я, ни твоя мать не верим, что ты призвал демонов, сынок! Тебя подставили, и мы выясним, кто это сделал. Господин Рикардо — лучший адвокат во всем Декстоуне, он выстроит блестящую линию защиты. Тебя оправдают, это однозначно, Лианс! Так, для начала тебе нужно написать отказ
— Я не напишу, — спокойно перебил я. — Потому что я действительно призвал демонов Омровода. И должен понести за это наказание.
Освальд принялся горячиться и, размахивая руками, бегать по комнате свиданий.
Я же наблюдал за этим с олимпийским спокойствием.
Я-то точно знал, что иного пути нет.
Никто не должен узнать, что меня подставила Дарина. Что это она призвала демонов.
Что она их королева.
Что в ту ночь после Бала Весны она оставила в моем доме следы проведения темных ритуалов с демонами, а потом анонимно сдала полиции.
Именно так я под утро и очухался — гостиная была в пентаграммах, черных свечах, трупах черных кур и следах демонов, а в двери уже стучался вызванный ей полицейский патруль.
Мне нужно было выбрать, кто понесет за все это наказание — я или она.
Либо я сдаю ее, либо сажусь сам.
Все просто.
Ответ был очевиден.
Разумеется, я ее не сдал.
Взял всю вину на себя.
Ни словом не обмолвился о ней на допросах. Отвел от своей уже теперь бывшей невесты все подозрения.
Репутация, честь, достоинство — всего этого она меня лишила легким движением руки.
Хотела лишить еще и жизни, но неожиданно почему-то вмешался король Тибальд и запретил приговаривать меня к смертной казни. Что вообще-то было для него нетипично — ведь он ненавидел аристократию и не упустил бы случая избавиться от проштрафившегося наследника одного из известных родов.
Чего ему там в голову взбрело — дьявол знает.
Может, приснилось что — ведь Тибальд был как раз из этих дурачков, которые верят в вещие сны с четверга на пятницу и разные народные приметы.
Думаю, тут еще повлиял Освальд. Отчим очень сильно переживал мой арест и обвинения, и подключил все свои связи, вследствие чего приговор был до странного мягким
Двадцать пять лет лишения свободы с отбыванием в тюрьме особого режима — Твердыне Забвения.
Меня не лишили моего дракона, но надели на шею специальный ошейник, который предотвращал воплощение. Это приносило дополнительные мучения, мерзкое липкое чувство, когда не можешь обратиться.
Я до жути соскучился по своей чешуе и крыльям.
Тело аж чесалось — так хотелось воплотиться и взлететь в воздух.
Спасался отжиманиями и планкой.
Так себе спасение, конечно, но иного не дано.
Процесс надо мной стал самым громким в истории Декстоуна за последние двадцать лет, и широко освещался в прессе.
Ну, еще бы — сам коннетабль короля, ректор Академии Полицейского ковена проводил грязные ритуалы, связался с демонами.
Позор. Позор. Позор.
Я мечтал, что увижу Дарину хотя бы на последнем заседании суда, когда оглашали приговор.