Жена офицера
Шрифт:
— Кем ты мечтаешь стать?
— Офицером.
— Это прекрасно. Офицеры народ стойкий и верой и правдой служат Отечеству. Сейчас мы поедем домой, и я тебе подарю настоящее оружие офицера.
— Нет, бабушка. Офицером он не будет, — вмешалась Настя.
Татьяна Павловна удивленно посмотрела на нее.
— Если он мечтает стать офицером, не мешай ему. Человек без мечты что птица без крыльев.
— Один уже отмечтался, я не хочу, чтобы и сыну была уготована такая же злая судьба.
— Что произошло? Что-нибудь страшное?
— Да, — тихо произнесла Настя. — Тогда по
Татьяна Павловна, молча выслушав ее, горестно вздохнула.
— Война никого не щадит. Она не разбирает, кто прав, кто виноват, кто свой, кто чужой. В сорок третьем санитарным эшелоном мы везли наших раненых. В одном вагоне полностью находились пленные раненые немецкие офицеры. Николай Александрович был начальником эшелона, а я была у него хирургом. Неожиданно появились немецкие самолеты и стали бомбить нас. Эта была жуткая картина. Горел состав вместе с ранеными. Погибли сотни людей, среди них были и немцы, — она замолчала и спустя немного времени продолжила: — Помню, Николай Александрович наклонился над умирающим немецким генералом, показывая на самолеты, на немецком ему говорит: «Генерал, смотри, от чьих рук ты умираешь». Тот ему отвечает: «Я солдат. На войне снаряды и пули не разбирают, кто свой, кто чужой». Его слова запомнились на всю жизнь…
Когда она замолчала, Настя завела разговор про жилье, о том, что если Татьяна Павловна не возражает, они будут жить у нее. Татьяна Павловна с укором посмотрела на нее:
— Голубушка ты моя, как ты можешь такое говорить? Это же твой дом!
— Спасибо, бабушка.
— Настенька, позови, пожалуйста, моего врача, пора мне домой.
— Бабушка, вы же больны!
— Это от одиночества и от тоски я приболела. Сейчас мне уже совсем хорошо и я хочу домой.
Врач разрешил выписать Татьяну Павловну.
Дома Татьяна Павловна вплотную подошла к Алексею и профессиональным взглядом стала осматривать его лицо. Настя, затаив дыхание, ждала, что та скажет.
— Молодой человек, а ведь ваше лицо можно немного поправить. Надеюсь, вы не будете возражать, если я им займусь. Вернее, не я, а мой бывший студент. Он профессор именно по этой части. У него золотые руки, думаю, ему будет под силу сделать более привлекательным ваше лицо. Вы согласны?
Алексей молча кивнул. Настя не верила услышанному. Сердце учащенно билось. Татьяна Павловна, увидев ее глаза, подбадривающе произнесла:
— Сейчас медицина сделала такой шаг вперед, что ей многое подвластно. Этим вопросом займемся завтра, а сегодня выпьем шампанского. Вы не возражаете? — вновь обращаясь к Алексею, спросила она.
Татьяне Павловне Алексей явно пришелся по душе, и все свое внимание она стала уделять ему.
Диме не терпелось узнать, что за подарок хотела вручить ему бабушка, и все ждал, что она сама об этом скажет. Но Татьяна Павловна, словно позабыв про обещанное, продолжала разговаривать с Алексеем. Настя с улыбкой смотрела на бабушку. От беспомощно лежавшей на больничной койке старушки и следа не осталось. Дима наклонился к матери.
— Мама, напомни бабушке про подарок.
Настя с возмущением посмотрела на сына.
— Не
Татьяна Павловна краем уха услышала их разговор, с улыбкой посмотрела на Диму, встала и вышла. Немного погодя она вернулась, держа на вытянутых руках богато отделанную шашку. У Димы при виде ее загорелись глаза.
— Перед смертью Николай Александрович завещал ее тебе. Береги этот подарок. Это наша фамильная реликвия. Мой дед носил ее, верой и правдой служил Отечеству в Преображенском лейб-гвардии полку.
Дима подошел к ней, взял шашку, из ножен наполовину вытащил клинок, встал на колени, поцеловал холодную сталь.
— Спасибо, бабушка, можете быть уверены, она уже в надежных руках. Я, как и ваш дедушка, и мой отец, верой и правдой буду служить Отечеству. — Он встал, повернулся к отцу. — Папа, придет время, я пойду по той дороге, по которой ты шел, и осуществлю твою мечту!
Настя вздрогнула. Ей показалось, что она видит не сына, к которому относилась еще как к ребенку, а зрелого юношу. Поразил и ритуал принятия из рук бабушки шашки. Неожиданно почувствовала, что сыну уготована такая же участь, как и его отцу, и громко крикнула: «Нет!» — но, к своему удивлению, не услышала собственного голоса, он затерялся в глубине души.
— Алексей увидел, как побледнело лицо жены. Он заволновался, что сейчас разразится скандал. Но, к его удивлению, жена молчала.
Утром Татьяна Павловна позвонила в больницу профессору Гольтенбергу.
— Доброе утро, Левочка.
— Татьяна Павловна, неужели это вы?
— Вы не ошиблись, и мне очень приятно, что не забываете меня.
— Да разве можно вас забыть? До сих пор с содроганием вспоминаю, как я шел сдавать вам экзамен.
— Думаю, это пошло вам на пользу… Левочка, вы бы не могли выбрать свободное время и подъехать ко мне домой?
— Ровно в семь вечера я буду у вас.
— Спасибо, дорогой мой. Я буду ждать.
Ровно в семь вечера в прихожей раздался звонок. Татьяна Павловна открыла дверь. На пороге с огромным букетом цветов и с улыбкой на лице стоял Гольтенберг. Переступив порог, он поцеловал руку Татьяны Павловны и преподнес цветы.
— Я очень признательна. Ты остался таким, каким я помню тебя в студенческие годы.
Она познакомила его с Алексеем и Настей. Гольтенберг, увидев лицо Алексея, понял без слов, зачем он понадобился Татьяне Павловне. Та выжидательно смотрела на него. Профессор усадил Алексея на стул, осмотрел лицо, покачал головой.
— Я бы хотел посмотреть на хирурга, который так грубо обработал ваше лицо. Где вас оперировали?
— Под Кандагаром.
— Тогда все понятно. По всей вероятности, вы находились между жизнью и смертью и хирургу было не до вашего лица… Я не хочу вас обнадеживать, но думаю, что кое-что можно исправить.
Было решено, что в понедельник Алешу положат на обследование, чтобы подготовить к пластической операции.
В понедельник все вчетвером поехали в больницу. У входа приемного покоя их ждал профессор Гольтенберг. Был он не один. Рядом с ним стояла целая бригада врачей. Почти все они были учениками Николая Александровича и Татьяны Павловны. Врачи бурно приветствовали своего педагога.