Жена пилота
Шрифт:
Кэтрин попыталась вспомнить, чья это была идея. Ее или Джека? Они договорились об этом много лет назад. Когда именно, Кэтрин уже не помнила. У нее никогда не возникало ни малейших сомнений в целесообразности и практичности принятого решения, ни малейших подозрений, что Роберт может злоупотребить ее доверием.
Жаль, что нельзя допросить членов его экипажа, — сказала Кэтрин.
«Чужая душа потемки. Откуда мы можем знать, что чувствует и думает другой человек?» Так говорила Мэтти в тот день, когда узнала о предполагаемом самоубийстве отца.
Женщина встала с кушетки и подошла к окну. Кэтрин
«Когда приходит горе, то первой его жертвой становится опрятность, — подумала она. — Или, может, чувство собственного достоинства?»
Я больше не плачу, потому что меня лишили этой возможности, — пожаловалась женщина.
Кэтрин…
Это беспрецедентный случай! Такого еще не бывало! Ни одного летчика гражданских авиалиний до сих пор не обвиняли в том, что он совершил самоубийство, умышленно разбив свой самолет.
Вы ошибаетесь, — замявшись, сказал Роберт. — Такое уже случалось.
Кэтрин резко повернула к нему голову.
В августе 1994 года близ Агадира разбился авиалайнер марокканского королевского аэрофлота. Правительство, изучив «черный ящик», обвинило в этом командира экипажа. Намеренно выведя из строя автопилот, летчик направил самолет на столкновение с землей. Машина начала разваливаться еще в воздухе. Погибло сорок четыре человека.
Боже правый!
Кэтрин закрыла лицо руками. Она представила себе ужас, охвативший второго пилота, когда он понял, что делает командир экипажа. А что ошутили пассажиры за несколько секунд до гибели?
Когда опубликуют расшифровку аудиозаписи разговоров экипажа? — поинтересовалась Кэтрин.
Роберт отрицательно покачал головой.
Очень сомневаюсь, что отдел безопасности захочет этого. Согласно существующему законодательству, они могут не обнародовать аудиозапись. Это не тот случай, когда в дело вступает закон о свободе информации. Даже если они что-то и обнародуют, то ручаюсь, не обойдется без цензурных купюр, а то, что не вырежут, будет малопонятной галиматьей.
Значит, я ее так никогда и не услышу?
Думаю, да… не услышите…
Кэтрин почувствовала себя несколько задетой.
Но тогда… как мы узнаем, что же случилось на борту?
Около тридцати независимых друг от друга агентств из трех стран мира работают сейчас над расследованием причин падения самолета, — авторитетно заявил Роберт. — Поверьте мне, профсоюз меньше всего заинтересован в том, чтобы одного из его членов обвинили в самоубийстве и гибели стольких людей. Почти каждый конгрессмен из Вашингтона выступает за более основательное психологическое тестирование пилотов. Профсоюз — против. Чем скорее уляжется вся эта шумиха, тем лучше.
Кэтрин помассировала руки, восстанавливая кровообращение.
И здесь не обошлось без политики! — не скрывая своего недовольства, сказала она.
Такова жизнь.
И поэтому ваши боссы послали вас ко мне?
Роберт молча уселся на кушетку и разгладил ладонями складки на покрывале.
Нет, меня никто никуда не посылал, — глядя ей прямо в глаза, сказал он.
Значит, сегодня вы
…потому что хотел видеть вас.
Кэтрин улыбнулась и медленно покачала головой. Она хотела ответить, что очень рада видеть его в своем доме и что без его моральной поддержки ей приходилось довольно трудно, но, заколебавшись, сказала лишь:
Надеюсь, твоя рубашка не боится пыли.
Нет. А что?
Я хочу прибрать в доме. Поможешь?
Ливень барабанил по толстым стеклам в огромных окнах зрительного зала. Помещение было построено давно, — еще в двадцатые годы прошлого столетия, — и с тех пор ни разу не ремонтировалось. На обшитых панелями стенах красовались имена учеников школы и надписи любовного содержания. Тяжелый малиново-коричневый занавес, который то и дело заедало, спадал живописными складками по обе стороны сцены. Только совсем недавно опекунский совет снизошел до того, что выделил деньги на замену кресел в зрительном зале, наконец-то убедившись, что за долгие десятилетия многие поколения учеников так исписали и изрезали их перочинными ножами, что сиденья эти пришли в полную негодность. Теперь на их место поставили кресла из недавно закрывшегося кинотеатра «Эли-Фолз». Само здание кинотеатра пустили на слом, а на его месте возвели банковский офис.
Зал медленно заполняли рассаживающиеся по своим местам родители. Оркестр, превозмогая самого себя, играл марш «Блеск и великолепие». Кэтрин дирижировала в оркестровой яме. Двадцать три ученика средней школы города Эли добросовестно старались произвести на зрителей самое выгодное впечатление. Для неискушенного в музыке слушателя они вполне могли сойти за профессионалов, однако Кэтрин прекрасно знала, что кларнетистка Сьюзан Ингалз чудовищно фальшивит, а более нервный, чем всегда, барабанщик Спенсер Клоссон никак не может попасть в такт.
На любой другой работе то, чем занимается Кэтрин, назвали бы «сверхурочкой», но только не в школе.
К счастью, сегодня — не церемония вручения аттестатов, а всего лишь присуждение школьных наград за выдающиеся достижения в учебе. Из пяти старшеклассников, игравших в оркестре, двое имели шанс быть отмеченными.
«Одно из немногих преимуществ маленьких школ — в том, что церемонии там не занимают много времени», — подумала Кэтрин.
Не выпуская из рук дирижерской палочки, она села на стул возле играющего на тубе Джимми Де Мартино, обдумывая все «за» и «против» того, чтобы отозвать Сьюзан Ингалз за кулисы и помочь ей настроить кларнет.
Директор произнес традиционную речь, затем выступил его заместитель, делегированный старшими классами выпускник произнес прощальную речь…
Кэтрин честно пыталась следить за происходящим на сцене, но мысли о ждущих ее дома непроверенных контрольных работах не давали ей сосредоточиться. Последние недели учебного года всегда были для Кэтрин полны треволнений и неоправданной, по ее мнению, сумятицы. Пять дней кряду она репетировала с оркестром и двадцатью восемью учащимися выпускного класса церемониальное прохождение строевым шагом под аккомпанемент «Блеска и великолепия». Пока репетиции выглядели довольно бледно, но по опыту предыдущих выпусков Кэтрин знала, что во время церемонии все будет по-другому. Растроганные выпускницы пустят слезу и…