Жена путешественника во времени
Шрифт:
ГЕНРИ: Я вышел на доктора Кендрика; он связан с университетом больницы Чикаго. Март, мерзкий холодный влажный день. Март в Чикаго, кажется, должен быть лучше, чем февраль, но иногда это не так. Я сажусь в автобус, спиной по ходу движения. Чикаго пролетает мимо нас, и вот мы уже на 59-й улице. Я выхожу и иду, преодолевая сопротивление дождя со снегом. Девять утра, понедельник. Все погружены в себя, борются с нерабочим настроением. Мне нравится Гайд-парк. Здесь я чувствую себя, как будто выпал из Чикаго в другой город, может, в Кембридж. Серые каменные дома потемнели от дождя, деревья роняют на прохожих жирные ледяные капли. Я чувствую пустую безмятежность
Я вхожу в маленькое здание рядом с больницей. Сажусь в лифт, нажимаю третий этаж, открываю стеклянную дверь с золотистой надписью: «Доктора С.П. Слоун и Д. Л. Кендрик», называю секретарю свою фамилию и сажусь в глубокое бледно-лиловое зачехленное кресло. Приемная в розовых и фиолетовых тонах – наверное, чтобы пациенты не волновались. Доктор Кендрик – генетик и – не случайно – философ; второе, мне кажется, должно быть полезно при работе с жесткими реалиями первого. Сегодня здесь никого, кроме меня, нет. Я пришел на десять минут раньше. Обои в широкую полоску такого же цвета, как в «Пепто-Бисмал». Они плохо гармонируют с картиной, что висит напротив меня: водяная мельница, в основном в коричневых и зеленых тонах. Мебель псевдоколониальная, но коврик довольно милый, вроде персидского ковра, и мне немного жаль его, оставленного в этой жуткой приемной. Секретарь – миловидная женщина средних лет с очень глубокими морщинами от многолетнего загара; она и сейчас очень загорелая – в марте, в Чикаго.
В девять тридцать пять я слышу голоса в коридоре, и в приемную заходит блондинка с маленьким мальчиком в инвалидном кресле. Кажется, у мальчика церебральный паралич или что-то в этом роде. Женщина мне улыбается; я улыбаюсь в ответ. Когда она поворачивается, я вижу, что она беременна. Секретарь говорит:
– Можете заходить, мистер Детамбль, – и я улыбаюсь мальчику, проходя мимо.
Он таращит на меня огромные глаза, но не улыбается.
Когда я захожу в кабинет доктора Кендрика, он что-то записывает в книге. Я сажусь, он продолжает писать. Он моложе, чем я ожидал, ему немного за тридцать. Мне всегда кажется, что врачи должны быть пожилыми. Ничего не могу с этим поделать, это у меня осталось из детства, наполненного бесконечными врачами.
У Кендрика рыжие волосы, тонкое лицо, борода, толстые стекла очков в тонкой оправе. Он немного похож на Д. Г. Лоуренса [84] . На нем симпатичный пепельно-серый костюм и узкий темно-зеленый галстук с радужной заколкой. У его локтя битком набитая пепельница; комната тонет в сигаретном дыме, хотя прямо сейчас он не курит. Все очень современно: трубчатая сталь, бежевый твил, белое дерево. Он поднимает на меня глаза и улыбается.
– Доброе утро, мистер Детамбль. Чем могу вам помочь? – Он смотрит в календарь. – Кажется, у меня о вас никакой информации нет, верно? В чем проблема?
84
Дэвид Герберт Лоуренс (1885-1930) – английский писатель, автор романов «Сыновья и любовники» (1913), «Радуга» (1915), «Любовник леди Чаттерлей» (1928) и др.
– Антропология. Кендрик замирает.
– Антропология?
– У меня состояние, которое станет известно как перемещение во времени. Мне трудно оставаться в настоящем.
– Простите?
– Я перемещаюсь во времени. Не добровольно.
Кендрик волнуется, но подавляет это чувство. Мне он нравится. Он пытается вести себя со мной, как подобает обращаться с нормальным человеком, хотя, уверен, он раздумывает, к какому бы из знакомых психиатров меня направить.
– Но зачем вам генетик? Или, может, вы обратились ко мне как к философу?
– Это генетическое заболевание. Хотя будет приятно поболтать с кем-нибудь о глубинных проблемах этого недуга.
– Мистер Детамбль. Очевидно, что вы разумный мужчина… Я никогда не слышал об этом заболевании. Я ничем не могу помочь вам.
– Вы мне не верите.
– Правильно. Не верю.
Теперь я улыбаюсь, грустно. Мне плохо при одной мысли, но придется это сделать.
– Что ж. Я видел очень много врачей в своей жизни, но это первый раз, когда у меня есть что предложить в качестве доказательства. Конечно, никто никогда мне не верит. Вы и ваша жена ожидаете через месяц рождения ребенка?
– Да. – Он насторожен.– Откуда вы знаете?
– Через несколько лет я загляну в свидетельство о рождении вашего ребенка. Я перемещался в прошлое моей жены и записал информацию, она в этом конверте. Жена отдала его мне, когда мы встретились в прошлом. Теперь я отдаю его вам. Откройте его после рождения сына.
– Но у нас будет дочь.
– Вообще-то, нет, – мягко говорю я. – Но давайте не будем препираться на этот счет. Сохраните конверт, откройте его после рождения ребенка. Не выбрасывайте его. После того как прочитаете, позвоните мне, если захотите.
Я встаю, чтобы уйти.
– Удачи, – говорю я, хотя в удачу не верю. Мне искренне жаль его, но другого пути нет.
– До свидания, мистер Детамбль, – холодно отвечает доктор Кендрик.
Я ухожу. Садясь в лифт, представляю себе, что он сейчас, наверное, открывает конверт. Внутри него листок бумаги. На нем написано:
Колин Джозеф Кендрик
6 апреля 1996, 1:18 ночи
6 фунтов 8 унций, белый, мужской
синдром Дауна
ГЕНРИ: Мы спим, обнявшись; всю ночь мы просыпались, ворочались, вставали, возвращались в постель. Ребенок Кендрика родился сегодня поздно ночью. Вскоре зазвонит телефон. Вот он звонит. Телефон стоит со стороны Клэр, она поднимает трубку, тихо говорит: «Да?» и передает ее мне.
– Откуда вы знали? Откуда вы знали? — Кендрик почти что шепчет.
– Мне жаль. Мне очень жаль.
Какое-то время мы оба молчим. Мне кажется, что Кендрик плачет.
– Приходите в мой офис.
– Когда?
– Завтра, – говорит он и вешает трубку.
ГЕНРИ: Мы с Клэр едем по Гайд-парку. Почти всю дорогу молчим. Идет дождь, дворники ритмично разбрызгивают воду, которая стекает с машины. Шумит ветер.
Как будто продолжая разговор, который мы не вели, Клэр говорит: