Жена самурая
Шрифт:
Понаблюдав еще несколько минут, Наоми отошла от окна. На низком столике для каллиграфии она увидела полураскрытый свиток, наполовину исписанный знакомым почерком ее мужа. Она знала, что ей не следовало этого делать, но все же взяла его в руки. И сразу же выронила, едва прочитав первый столбец.
«Здравствуй, отец», — писал Такеши.
Наоми опустилась на колени на татами и дрожащими руками подняла свиток.
«Здравствуй, отец. В подземельях Тайра, обращаясь к тебе, я говорил сам с собой вслух. Теперь
Чтобы отплатить им за твою смерть, мне следовало, презрев обещания Асакура, убить Нобу и Нанаши в первый же миг нашей встречи. Я этого не сделал.
Я не отрывал от них взгляда, пока длился ужин. С неподобающим удовлетворением отмечу, что ни один из них не проглотил за все время и кусочка.
Дайго-сан с годами лишь преумножил свое коварство. Я предложил ему помолвку нашей с Наоми дочери и его внука, а в качестве приданого — земли клана Наоми, и теперь он хочет разделить с ней завтрак.
Он что-то задумал, это очевидно, но течение его мыслей мне непонятно. Я не хочу, чтобы он встречался с Наоми, я не хочу, чтобы он с ней говорил. Здесь она и без того привлекла к себе достаточно внимания — обсуждают и нашу дочь, и смерть Такао. Но я не могу отказать Асакура в его желании, и он об этом знает…»
Когда Такеши вернулся в спальню, письмо, как и прежде, лежало на столике для каллиграфии, а Наоми, сидя перед зеркалом, укладывала волосы в высокий пучок.
— Доброе утро, — она повернулась к нему. — В купели горячая вода.
Такеши едва приметно кивнул, и Наоми сочла это выражением благодарности. С помощью служанок она успела облачиться в кимоно к моменту, когда ее муж вновь показался в спальне. Краем глаза она отметила свежие темно-лиловые и застаревшие желтые синяки на его левой руке — от локтя и до плеча. Такеши заметил ее взгляд и с ожесточением хмыкнул, и Наоми поспешила отвернуться.
— Все же очень странно, что Дайго-сама хочет меня увидеть, — сказала она, чтобы избавиться от повисшего между ними напряжения. Да и эта мысль терзала ее с минувшей ночи.
Такеши, повязывающий пояс на хакама, коротко посмотрел на нее. Наоми же тщательно отводила от него взгляд: вчера ночью она не смогла рассмотреть все его рубцы, но сегодня в дневном свете они особенно бросались в глаза. Но она не хотела ни смотреть на них, ни чтобы Такеши видел, что она на них смотрит.
— Я же женщина, — медленно произнесла Наоми, осознав, что ее молчание затянулось. — Что я могу понимать?
— Действительно, — его губы сложились в кривую усмешку. — Мы с отцом втянули тебя в то, во что не должны были втягивать, — добавил он, мгновенно посерьезнев. — Пришло время расплачиваться.
Он нахмурился и с особым ожесточением потянул пояс.
— Я сама сделала то, что сделала. Выбор у меня был — вчера ты сказал об этом, — она нетерпеливо дернула плечом.
Наоми храбрилась,
Закончив прическу, она поднялась с татами. Такеши, облачившийся с помощью слуг в кимоно, мучился с поясом для катаны. Он смог приноровиться затягивать его одной рукой, помогая культей, но нынче один из ремешков перекрутился, и он не мог с ним совладать.
— Помочь? — Наоми спросила и шагнула к нему прежде, чем успела подумать. А после — остановилась и столь резко закрыла рот, что было слышно, как клацнули зубы. До этой минуты она справлялась с подобными порывами и не предлагала Такеши помощь, без труда предвидя его реакцию. Сейчас же вопрос вырвался у нее непроизвольно, и разумом она не успела пресечь порыв, идущий от сердца.
Она медленно подняла взгляд, недоумевая, отчего Такеши все еще не вытянул ее резким словом. Но дождавшись, пока она на него посмотрит, он кивнул. Прохладное дыхание мужа тронуло короткие волоски на ее лбу, что не желали укладываться в прическу, когда она подошла к нему. Наоми не призналась бы в этом и самой себе, но ее руки слегка подрагивали, пока она затягивала узлы на поясе Такеши.
В гулкой тишине они шли на завтрак, сопровождаемые четырьмя солдатами — из них по имени Наоми знала лишь Яшамару-сана и Масато-сана. Все время она оглядывалась по сторонам: стены коридоров и комнат, через которые они проходили, были завешаны плотной тканью с различной вышивкой. Наоми увидела и белоснежную вершину горы Фудзияма, и весенний сад, и дикую вишню в цвету, и восходящее над рисовыми полями солнце… Как же разительно отличалось убранство поместья Асакура от убранства поместья Минамото!
Засмотревшись, Наоми едва не налетела на Такеши, резко остановившегося в одном из коридоров. Она выступила у него из-за спины и увидела, что в паре шагов от них Дайго-сама в дверях своих комнат беседует о чем-то с Нобу и Нанаши Тайра.
В случайность этой встречи не поверил бы и умалишенный старик.
Наоми видела Тайра лишь однажды, и она думала, что забыла их лица, но оказалось — нет. Стоило только увидеть вновь, и она вспомнила тот прием у Императора, словно он случился вчера. Вспомнила, как шел к Тайра Такеши, и как его скрутили, заставив согнуться. И как они бежали прочь из императорского дворца.
Не сразу Наоми заметила, что между мужчинами стоит ребенок. Девочка лет восьми с обожженной щекой. И девочка смотрела на Такеши во все глаза, и это не было простым любопытством маленького ребенка.
Скулы еще резче обозначились на исхудалом лице ее мужа, а на щеках заходили желваки. Минамото не сразу отвел взгляд от ребенка. Хоши смотрела на него с детской беспечностью, позабыв, что никому не следовало знать об их встречах. Он надеялся, что оба Тайра, заметившие пристальный интерес девочки, сочтут его обыкновенным любопытством ребенка, наслушавшегося рассказов об ужасах клана Минамото. Так для нее будет лучше всего.