Жена самурая
Шрифт:
— Где вы находились до того, как прибежали в Сад?
— В Учебном зале, — ответил император и беспокойно задвигал руками.
— Что вы там делали?
— Играли в стрелки. — Томохито принялся изучать ногти.
— В полночь? Почему так поздно?
Томохито откусил заусенцы и бестрепетно выдержал взгляд Сано.
— Какая разница? Захотелось!
— Ваш кузен тоже играл? — уточнил Сано, вообразив, как принц Момодзоно яростно мечет стрелки мимо мишени.
— Да. Ну, я имею в виду, Момо-тян наблюдал за моей игрой. У меня было несколько прекрасных бросков.
— Кто-нибудь еще присутствовал
— Нет. Но мы были там. Оба.
Враждебный тон императора позволил Сано усомниться в услышанном. Настораживала и безмятежность Момодзоно. Кузены определенно скрывали правду. Сано подумал было, не надавить ли на них, но отказался от опасной мысли.
Он мог предсказать, каковы будут последствия, если правда выплывет наружу. У императора и принца одно алиби на двоих. Разрушь он это алиби, Томохито обвинит его в клевете. Императорский суд поддержит суверена, правительство встанет на сторону Сано, и разразится конфликт между бакуфу и двором. Император Томохито объявит существующий режим незаконным, чиновники перестанут исполнять свои обязанности, и в стране начнется хаос. Недовольное население взбунтуется. Даймё с радостью воспользуются ситуацией и пойдут войной друг на друга за право сформировать новое правительство. Страна, как столетия назад, погрузится в пучину междоусобиц.
— Мне надоели ваши вопросы, — капризно заявил Томохито, а Момодзоно взвизгнул и дернулся всем телом. — Вы удовлетворены наконец?
Сано поклонился:
— Благодарю, ваше величество, на сегодня все.
Покинув павильон, Сано, ёрики Хосина и Правый министр Исидзё остановились на белой площадке.
— Вы собирались встретиться с госпожой Дзёкио и госпожой Асагао, — сказал Исидзё. — Мне проводить вас к ним?
— Не нужно, — ответил Сано, предпочитая сначала узнать, что выяснила Рэйко. — Я бы хотел осмотреть учебный зал и поговорить с личными слугами его величества.
Возможно, кто-то подтвердит алиби императора и принца, в противном случае придется... Нет! Пусть уж лучше убийцей окажется либо мать Томохито, либо его наложница.
— Меня, с вашего позволения, проводит ёрики Хосина.
Исидзё после небольшой заминки поинтересовался:
— К другим знатным особам у вас будут вопросы?
— Пока нет. Большое спасибо за помощь.
Лицо Правого министра превратилось в непроницаемую маску; он отвесил прощальный поклон. У Сано возникло чувство, что какая-то чрезвычайно важная деталь в расследовании им упущена.
8
Виллу императорской наложницы окружали сосны, ветлы, красные тополя и живописные кустарники. Пожилой дворецкий вел Рэйко по красивым дорожкам; в теплом неподвижном воздухе звучали смех и музыка.
— У ее высочества Главной императорской наложницы веселятся друзья, — сказал дворецкий. — Она приглашает вас присоединиться к компании.
Боковые пристройки к дому образовывали двор. Лозы дикого винограда, яркие от пурпурных цветов, оплетали ажурные решетки окон. Во дворе на помосте под балдахином, боком к большому экрану, на котором был изображен залитый лунным светом лес, стояли молодая женщина и мужчина. На ней было дорогое кимоно из малинового шелка, на нем — хлопчатобумажное кимоно и соломенные сандалии. Чуть в стороне три музыканта играли на традиционных инструментах
— Пришло нам время умереть! — с утрированной страстью продекламировал мужчина, схватив партнершу за руки.
Женщина, всхлипывая, запричитала:
— Пусть в этом мире нам не довелось быть вместе, но в ином мы станем мужем и женой.
Парочка, припав друг к другу, побрела сквозь воображаемый лес к керамическому горшку с огромным кустистым бамбуком.
Рэйко узнала «Самоубийство в Камакуре». Пьеса, излагающая правдивую историю проститутки и горшечника, разлученных общественным мнением, шла на театральных подмостках Эдо и некоторое время пользовалась популярностью. Поверх голов зрителей Рэйко с удивлением наблюдала, как зрелищем, предназначенным для черни, наслаждаются придворные.
— Это досточтимая госпожа Асагао, — тихо проговорил дворецкий, кивнув на женщину, исполнявшую роль проститутки.
Удивление Рэйко возросло, когда она хорошенько разглядела императорскую наложницу. Асагао было немного за двадцать. Сложная прическа, нашпигованная цветами, круглое лупоглазое лицо, веки, закрашенные тушью, нарумяненные щеки... Какая низкая вульгарность при высоком статусе!
Актер, игравший возлюбленного, имел мелкие черты лица и ладно скроенную фигуру. Он подвел Асагао к горшку и вскричал:
— Пусть смерть придет к нам в тени этих бамбуковых зарослей!
Он пал на колени, и Асагао фальшиво запела нежным голосом:
Нам не пришлось познать
Ни дня покоя...
Вместо этого — одни лишь муки несчастной любви.
Она засеменила по сцене, жеманно вихляя крутыми бедрами, обтянутыми кимоно.
Убей меня своими руками,
Освободи меня от этой муки,
А потом соединись со мной на небесах!
Упав на колени перед актером, она зарыдала и взмолилась:
— Пожалуйста, обними меня напоследок!
Они обнялись: актер принялся гладить Асагао, та начала отвечать на ласки. Они явно наслаждались друг другом. Бесстыдный пыл смутил Рэйко.
Актер выхватил из-за пояса кимоно деревянный кинжал:
— Вот залог того, что наши души будут вечно вместе!
— Я готова. Не медли! — Госпожа Асагао закрыла глаза и выпрямилась.
Рыдая, актер «вонзил» кинжал ей в грудь. Она вскрикнула, упала и забилась, изображая предсмертные конвульсии. Он обнимал ее, пока стоны и судороги не затихли. Потом воскликнул:
— О любимая, иду за тобой! — и «воткнул» кинжал в свою грудь.
Зрители одобрительно зашумели и зааплодировали. Обреченная парочка немного полежала, встала и, смеясь, поклонилась. Тут Асагао заметила новое лицо; ее глаза загорелись. Она спрыгнула с помоста и засеменила к Рэйко.
— Досточтимая госпожа Сано! Я так рада встретиться с вами! — выпалила она.
Дворецкий, услышав: «Вы можете быть свободны!» — удалился.
Асагао рассмеялась, взгляд записной кокетки оценивающе скользнул по Рэйко.