Жена скупого рыцаря
Шрифт:
— Перелом шейного позвонка.
— Какого? Одного или нескольких? — не унимался Лев.
— Дело ведет капитан Игнатов. У меня только фотографии. Но если это важно, могу узнать…
— Важно, — сурово проговорил Лев, и я пропела осанну факультету физической культуры. Лева — парень образованный, в смысле анатомии, правду достанет.
Белимбаев тоже это почувствовал и немного сбавил обороты.
— Капитан Игнатов будет завтра. Серафима Андреевна, что было после того, как вы ударили Гальцева?
— Мы дрались.
Батыр Рашидович
— Вы уверены? Что, сначала ударили, а потом дрались?
— Уверена.
Судя по тому, как лицо капитана продолжало киснуть, человек со сломанной шеей драться не может.
— Что вы делали дальше? После того, как «убежали»? — Последнее слово капитан усмешкой поставил в кавычки.
Я обиделась.
— По-моему, я вам уже говорила. Пошла, вернее — побежала к подруге.
— Повторите свой рассказ еще раз. Пожалуйста.
Я повторяла, повторяла и повторяла. Капитан останавливал рассказ на мелочах, и я чувствовала себя глупой мышью, которую ловит опытный кот.
Боже! Все идет к тому, что Серафиму Мухину арестуют за убийство насильника. Родня в Киеве скончается от позора! Муза предаст анафеме и откажется носить передачи.
Но рядом был Лева.
— Капитан, — сказал мой учитель, — чего ты вокруг да около ходишь! Скажи прямо — ты ее подозреваешь?
Забывший в рвении о плове Белимбаев ответил туманно и вкрадчиво:
— Уважаемый Лев, извините, не знаю вашего отчества, время смерти Гальцева установлено предельно точно. И оно совпадает с моментом событий, описываемых Серафимой Андреевной. Что я должен подозревать? — Капитан довольно откинулся на стуле и развел руками.
— Этот Гальцев мог упасть и свернуть шею? — почти крикнул Лева.
— Мог, — усмехнулся капитан. — Упасть мог. А вот оттащить себя в кусты и прикрыться ветками не мог.
Все. Сейчас я поцелую Леву, попрошу его передать привет Музе Анатольевне и пойду в камеру.
— Какими ветками? — опешил мой сосед.
— Такими. Деревянными. — Белимбаев дотянулся до карты и лениво провел линию от места моей схватки до угла дома Виктории. — Некий господин курил вечером на балконе и видел, как некто в темной одежде тащит нечто в эти кусты. Господин провел на балконе несколько часов. Он поругался с женой, перенес на балкон телевизор и смотрел футбол. Курил, сбрасывал окурки под балкон… все точно. Утром в кустах нашли труп Гальцева. Прикрытый ветками труп.
— Но… разве тело тащила женщина?
— Темно, далеко, не разобрать, — усмехнулся Батыр Рашидович, и я почувствовала на своих запястьях холодную сталь наручников. — Этот кто-то был в темной одежде и почти сливался с кустами. Кстати, Серафима Андреевна, на вас был черный костюм и черные колготки?
Матушки родные! Он не шутит! Будь проклят день, когда Лева решил заняться расследованием! Пропадите вы пропадом, все обещания! Похоронили бы Гальцева за счет муниципалитета, и в милиции бы знать ничего не знали о Серафиме Мухиной…
Я вскочила с жесткого, как тюремная скамья, стула и начала
— Сядьте! — приказал Белимбаев, и мне показалось, что Лев может его ударить.
Белимбаеву тоже так показалось, и он, возможно, сжалившись, произнес:
— Серафима Андреевна, Гальцев был психически ненормален. Находился на учете в диспансере и подозревался… — капитан задумался, что-то вспоминая, и затем сообщил: — подозревался в трех изнасилованиях. Одно со смертельным исходом…
— Да что же вы его не посадили-то?! — взъярилась я.
— Мы его искали, — вздохнул капитан. — Но психи — народ изобретательный. Гальцев скрывался по друзьям-знакомым, прятался у случайных собутыльников… Кстати, всех своих жертв он обворовывал. Срывал серьги, снимал кольца. Жители Текстильщиков вам еще спасибо скажут…
— Не-е-ет! — заревела я. — Не-е-ет! Я никого не убивала!
— Ну, ну, Серафима Андреевна, успокойтесь. Пределов необходимой обороны вы не нарушали…
— А то, что я якобы тело тащила и ветками маскировала? Это как?
— Это да. Это вы зря.
Ой, как хотелось капитану Белимбаеву помочь коллеге Игнатову раскрыть висяк с убийством маньяка! До дрожи пальцев и ноздрей!
Но мне еще больше хотелось быть освобожденной от подозрений.
Интересно, когда Леве рекомендовали Батыра Рашидовича, не забыли предупредить об исключительном служебном рвении последнего? Хорошенькие друзья у Левы в ОМОНе…
Сосед чувствовал себя ужасно. Противно хрустел пальцами и грозно двигал бровями.
— Капитан, как ты думаешь, эта хрупкая женщина, — Лева ткнул перстом в мою особу, — способна дотащить мужика до тех кустов? Там, — Лев прищурился на карту, — метров пятьдесят будет…
— Гальцев мухомор. Дотащила бы, — безапелляционно заявил упертый мент.
Я уже хлюпала носом и мысленно писала жалобу в Генеральную прокуратуру, ЮНЕСКО и Гаагский трибунал. Лева шевелил губами — судя по артикуляции, с них рвалось что-то матерное. Один капитан Белимбаев цвел душой. Кажется, отличившихся коллег принято благодарить застольной песней, заздравным тостом и звоном сдвинутых стаканов…
И тут спасением с небес прозвучал телефонный звонок. Белимбаев цапнул трубку, рыкнул: «Слушаю, Белимбаев», потом потише произнес: «Здравия желаю», затем с упрямой грустинкой проговорил: «Не все так просто, Игорь Михайлович».
Далее Батыр Рашидович попросил абонента перезвонить по другому номеру и положил трубку. На нас капитан не смотрел. Молча убрал бумаги в сейф, запер на ключ письменный стол и, буркнув: «Подождите здесь», — вышел за дверь в смежный кабинет.
Лева воспрял духом, и мне захотелось его прибить.
— Ну?! — прошипела я. — Допрыгался, Пинкертон? «Надо в милицию, надо в милицию…» — передразнила соседа. — Надо. Лет на пять строгого режима!
Лев понял, что мне необходимо на ком-то сорваться, и стойко переносил мои выпады. Вроде как пусть лучше объектом будет он, Лева, чем вредный капитан Белимбаев.