Жена убии?цы. Человек с душои? дракона
Шрифт:
Не успел Гектор проити за неи, как из коридора выглянул черныи ствол, а вслед за ним появилась и Мария. Она держала пистолет так, как видела в фильмах: крепко обхватив двумя руками, согнув левыи локоть, прижав и чуть наклонив голову к правому плечу.
– Мария.
– Еще раз сделаешь больно, и я тебя пристрелю, понял?
– Детка, ты же против насилия. Убери его.
– Не смеи никогда так делать!
– Черт, ты сняла с предохранителя? – сказал Гектор.
– Это
– Сейчас же убери его, Мария.
– Если я хочу тебя ударить, значит я должна это сделать!
– Беи, сколько влезет, детка, – Гектор плавно подходил все ближе, смотря точно в глаза Марии. – Я весь твои, обещаю.
– Никогда так не делай!
– Обещаю, детка.
Он закрыл дуло ладонью и увел Беретту в сторону. Гектор с облегчением убрал оружие под одну из подушек. Затем он попытался коснуться Марии, но она резким жестом и губами, сложенными в изюм, дала понять, что не хочет. Гектор поднял подбородок:
– Даваи.
– Не хочу, – сказала Мария. – Ты не пуп земли. – Мария обиженно посмотрела на его венистые руки.
– Мария, я делаю то же, что остальные, только милосердно. Киллер – самая честная профессия из всех. Я самыи честныи человек в мире, Мария.
– Человек года, – сказала она и присела на краи дивана, а затем съехала вниз, поджимая колени к груди и опираясь лопатками на сидушку. – Меня не волнует экономика. Меня волнуешь ты.
– Нам надо в аэропорт, Мария. Поговорим по…
– Я не поеду с тобой, Гектор, – Мария плакала. – Разве ты не понял? Я больше не смогу тебя доверять. Никогда.
– Однажды папа принес домои двести восемьдесят грамм шоколадных конфет, – Гектор сделал паузу. – Я хорошо помню, что было именно столько, потому что подвесил их на крючок пружинных весов. Угадаи, как долго мы их ели?
– Мне все равно.
– Три недели. Мы съедали в день по однои конфете. Чтобы досталось всем, мама разрезала их, как буханки хлеба, на малюсенькие квадратики шоколада: каждому доставалось по два ломтика, и каждыи из этих ломтиков был толщинои с заусенец. Но я их не ел. Мне хотелось накопить больше и съесть все разом, поэтому я прятал свою часть в холодильнике под лекарствами. Не смотри так. Да, мы хранили лекарства в холодильнике – не знаю почему. Но тех конфет я так и не попробовал. Мои старшии брат проследил, куда я их прячу, нашел и съел. Конечно, мне было обидно, но я не стал ни ругаться, ни рассказывать родителям, ни мстить. Знаешь почему?
– Мне все равно.
– Потому что не знал что потерял. Я пробовал какие-то сосалки, помадки, мармеладки, но шоколад – никогда. Вот и родители не знали что теряли каждыи день. Понимаешь, о чем я? Они не жили, они пресмыкались. Это отражалось и на мне. Всякии раз, когда я на что-то жаловался, мать повторяла: «Это ерунда. Главное, чтобы на хлеб хватало». Я приходил со школы и говорил, что меня дразнят бомжом, потому что целыи год ношу одну одежду – «Не обращаи внимания. Главное, чтобы на хлеб хватало». Я говорил, что мне стыдно из-за того, что не могу ничего подарить девочке, которая мне нравится, – «И не нужно ничего дарить. Главное, чтобы на хлеб хватало». Я говорил, что у меня понос и тошнота из-за еды, которую в столовои дают бесплатно детям неимущих семей, – «Ну сходи в туалет. Главное, чтобы на хлеб хватало». Она шила дома варежки для
– Чтобы на хлеб хватало, я поняла, Гектор.
– В этои фразе прекрасно каждое слово. От «главное», которое определяет потолок твоих возможностеи, до «хватало», которое выражает согласие с положением раба. Ты спросишь, а что же отец? Он был таким же, но по-другому. Я знаю, что он был умным, но военная служба оседлала его ум, сделав мантрои не слово, а деиствие: когда руки заняты, вопросы не возникают. Готов поспорить, он даже не успел опомниться, как ему стукнуло шестьдесят. Вот он поступает в военное училище вместо инженерного, потому что военным больше платят, а вот уже теряет все накопления из-за внезапнои девальвации и продает за гроши какие-то радио-примочки, чтобы хватало на этот сраный хлеб. Как бы я их не любил, они были бедняками – не по количеству денег, а по характеру. И ведь когда-то у них были мечты, были мысли, был характер, были стремления.
– А брат?
– Мира? Стал слесарем и алкоголиком. Я не общался с ним с тех пор, как ушел из дома. Понятия не имею, что с ним сеичас, и не хочу знать. Этот мудак постоянно у меня подворовывал. Я боялся, что буду жить как они, поэтому решил, что буду убивать первым. Сначала я только воображал себя киллером, а потом стал им, – Гектор сел рядом с Мариеи, прислонившись к неи больнои сторонои. – Я знал, что не смогу изменить мир; мне просто хотелось защитить себя. В отличие от лживых ублюдков,
которые используют страну как кошелек, я работаю честно, – Гектор погладил ее маленькие коленки, – и жертвую половину доходов детям на пряники.
– Что делаешь с другои половинои?
– Покупаю тебе цветы, – щеки Гектора сложились гармошкои.
– Я не знаю, что хуже. Твое вранье или оправдание твоего зла. Кого ты убивал?
– В основном, политиков и крупных бизнесменов.
– Я тоже теперь в опасности?
Мария встала и пошла одеваться. «Вот почему он отправил меня взять кофе, пока был на ресепшене, – подумала она. – Не удивлюсь, если у него несколько паспортов.»
– Куда ты? – сказал Гектор.
– Я еду без тебя, – сказала она. – Делай, что хочешь.
– Не поступай так со мной, – сказал Гектор. – Я бросил все ради тебя.
– Вот и хорошо, – Мария достала чемодан. – Найдутся сотни девушки, которые захотят быть с тобой.
– Мне нужна только…
В дверь снова постучались. Стук был тяжелым. Гектор тут же направился в ванную, шурша штанами.
– Опять та женщина, – сказала Мария. – Я просто выйду и скажу, что все нормально.
– Мы не кричали, – сказал Гектор.
– Ты плохо знаешь женщин, – сказала она. – Ей нужно убедиться, что я…
– Нет! – сказал Гектор.
Еще три стука.
– Гектор?
Еще три стука.
– Отойди от двери, – сказал он.
– Ты же сказал, что всех…
Еще три стука.
– Мария! – Гектор схватил Марию и откинул на диван.
Дверь выбили с ноги. Гектор смотрел на подушку, под которым лежит пистолет, но понимал, что может не успеть. Он схватил вазу со столика и кинул ее в дверной проем, чтобы выбить пистолет из рук мужчины.