Женевьева. Жажда крови. Женевьева неумершая
Шрифт:
Равальоли пожал плечами и улыбнулся, смахнув с подбородка слюну:
– Как будто маленький металлический шарик. Понятия не имею, ни откуда он взялся в каше, ни что это такое. Он был обмазан чем-то липким.
Потом он схватился за живот, по телу его пробежала судорога.
– Больно…
Равальоли задрожал, словно у него начинался приступ. Он схватился за край стола и стиснул зубы.
– Жжет внутри… все больше… горячо…
Вдруг он откинулся назад, и слышно было, как его спина ударилась о спинку стула. Его вздувшийся живот вылез
Кристабель перестала играть и повернулась на табурете взглянуть на устроенную ее папашей суматоху.
Жокке попятился от бьющегося в конвульсиях человека, и остальные отодвинули свои кресла, чтобы освободить ему место. Глаза его закатились. Живот выпятился, как у беременной, готовой вот-вот разрешиться тройней. На коже появились красные растяжки. Равальоли стонал, и внутри него так шумело, как будто там что-то ломалось и рвалось.
Антония не могла отвести от него взгляда.
С дьявольским хлопком живот Равальоли лопнул. Вокруг него дождем посыпались ошметки плоти, кресло под ним развалилось.
Струйка голубого дыма, закручиваясь, выплывала из зияющей посредине живота дыры.
Кто-то визжал, визжал, визжал…
…и Антония поняла, что это визжит она.
9
Это было омерзительно!
Клозовски вытер рукав салфеткой и любовался всеобщей паникой. Д'Амато утихомирил Антонию с помощью чуть более энергичной, чем требовалось, пощечины, и танцовщица в ужасе откинулась на спинку кресла.
Плешивый тип с кривыми ногами, сидевший рядом с Шедони, поспешно обошел стол, волоча фалды пыльного фрака по полу, и осмотрел труп синьора Равальоли, тыча в края развороченной раны костлявым пальцем.
– Хм, - изрек он.
– Этот человек мертв.
Воистину этот врач обладал невероятной проницательностью.
– Какое-то взрывное устройство, полагаю, - добавил доктор.
– Специально созданное, чтобы сработать внутри человеческого желудка…
Он взял вилку и покопался в месиве.
– О да, - заметил он, извлекая какой-то маленький сверкающий предмет.
– Вот и осколок.
– Благодарю вас, доктор Вальдемар, - сказал Шедони.
– Жокке, убери эту грязь и потом принеси нам кофе.
Клозовски поднялся и стукнул кулаком по столу. Звякнули ножи. Амброзио подхватил свой едва не опрокинувшийся кубок с вином, все еще полный.
– Вы, кажется, не понимаете, - начал революционер, - этот человек мертв. Убит.
– Да?
– Шедони казался озадаченным его вспышкой.
– Кто-то же убил его.
– Несомненно.
– И вы не собираетесь искать убийцу? Позаботиться о том, чтобы он, или она, был наказан?
Жокке и еще двое слуг притащили старую штору, чтобы вынести на ней Равальоли, за ними явилась девушка с ведром и шваброй - привести в порядок ту часть зала, которая оказалась испачканной.
Шедони пожал плечами:
– Конечно, убийц всегда находят, всегда наказывают. Но сначала
Все за столом, похоже, были согласны со стариком, и Клозовски опустился в кресло, чувствуя себя ужасно глупо. Это семейство не только уменьшенная копия паразитирующего класса, они тут все просто сумасшедшие.
Кристабель, негодуя, что смерть отца прервала ее сольный концерт, вернулась к столу и уселась на свое место. Амброзио схватил было ее за задницу, но она отбросила его руку.
Кресло Равальоли перевернули, его самого взгромоздили на полотнище и быстро завернули в него. Служанка затерла следы.
– Положите его в холодный погреб,- наказал доктор Вальдемар дворецкому.
– Я потом продолжу обследование. Возможно, мы сможем выяснить еще что-нибудь.
– Может быть, наш гость благословит усопшего?
– предложил адвокат Ватек.
Все посмотрели на Клозовски, и он подавил желание оглянуться.
Он все время забывал, что теперь служитель Морра.
Клозовски мямлил что-то и делал в воздухе пассы, смутно пытаясь имитировать жесты жрецов, которых видел на похоронах. Никто не задавал ему вопросов об этой пародии. Подали кофе в дымящихся посудинах.
– Я должен сообщить Старому Мельмоту, - заявил Ватек, обращаясь к Шедони.
– Это повлияет на завещание. Равальоли был прямым наследником.
– Нет, не был, - бросила Фламинея между жадными маленькими глотками обжигающего черного кофе.
– Это я прямая наследница.
Ватек поскреб заросшую щетиной щеку.
– Мой покойный муж женился на Удольфо. Я прямая наследница, разве не так, папа?
Шедони помотал головой, будто не в силах вспомнить.
– Я думала, что папа - дедушкин сын, - вмешалась Кристабель, - и что это вы, мама, вошли в семью благодаря браку.
– И у меня было такое впечатление, - подтвердил адвокат.
– Значит, у вас было неверное впечатление, - огрызнулась Фламинея.
– Я всегда была наследницей. Отец Амброзио подтвердит, правда, дядя?
Амброзио, чье внимание было поделено между бедрами Антонии и грудями Кристабель, отнесся к вопросу со всей серьезностью.
– Я не дядя тебе, - заявил святой отец.
– Я твой отец. Прежде чем посвятить себя Ранальду, я был женат на моей кузене Кларимунде. Ее похитили разбойники, и мы никогда больше о ней не слышали, но после нее у меня осталась дочь.
Рука Амброзио нырнула под стол, в направлении Кристабель. Он вздрогнул и снова извлек ее оттуда. Кристабель уже вооружилась своей вилкой.
– Дядя, ты ошибся,- сказала Фламинея.- Ты отец, но не мой отец. Ты же не можешь не признать, что Кристабель - твоя внучатая племянница, а не внучка.
Амброзио отхлебнул кофе, демонстрируя красные отметины от зубцов вилки на белой коже руки, и рассудительно произнес:
– Мне кажется, что Кристабель - сестра Пинтальди, разве не так?