Женевьева. Жажда крови. Женевьева неумершая
Шрифт:
– Если мы когда-нибудь выберемся отсюда, - сказал он, - я хотел бы просить тебя…
Потянуло свежим воздухом, и потолок, дернувшись, с грохотом устремился вверх. Стена скользнула вниз, уйдя в пол, и впереди открылся проход.
– Да?…
Клозовски не мог закончить фразу.
– Да?
– переспросила Антония, и в ее глазах заблестели счастливые слезы.
– Я хотел бы просить тебя… просить…
Нижняя губка красотки задрожала.
– …оставить мне пару бесплатных билетов, когда ты в следующий раз будешь танцевать
Антония проглотила явное разочарование и, пожав плечами, улыбнулась одними губами. Она крепко обняла его.
– Да, - ответила она, - конечно. Пошли, выберемся из этих туннелей, пока не случилось еще чего-нибудь.
21
В желудке Равальоли было пусто, будто он не ел несколько месяцев.
Он выпутался из толстого материала, в который его завернули, и осмотрелся. Ульрик, да у него рана в животе!
Он лежал на каменном столе в одном из подвалов. Равальоли попытался вспомнить, что случилось. Ему что-то попалось в каше. Он что-то проглотил. Это все Фламинея, он уверен. Это она отравительница. Пинтальди пустил бы в ход огонь, Кристабель - свои руки.
Пошатываясь, Равальоли проковылял по каменному полу и без сил свалился около тяжелой плиты, закрывающей выход. Ему придется напрячь все силы, чтобы отодвинуть ее. Потом он отыщет Фламинею и поквитается с ней.
Его жена ненавидела насекомых, а Равальоли знал, где отыскать гнездо молодых хищных червей. Он наберет их яиц и затолкает ей в глотку, и пусть черви выведутся внутри нее и прогрызают путь на волю. Он ей отплатит.
Равальоли изо всех сил налег на камень. Он думал о мести.
22
В главном зале она нашла Шедони, лежащего на огромном плоском блюде. Из груди у него торчал вертел, но он был еще жив и истекал кровью.
Кровь возбудила Женевьеву. Что-то шевельнулось в ней.
Ударила молния, и по залу заметались тени. Она увидела стоящего у окна Жокке с окровавленными руками. Он был пьян и казался оцепеневшим изваянием. С ним была одна из служанок, Танья, обнаженная и натертая маслом, она стояла на четвереньках, как животное. Она оказалась не вполне человеком, с широко раскрытыми глазами на месте сосков и крошечным чешуйчатым хвостиком, торчащим между ягодиц.
Шедони прерывисто дышал, его кровь растекалась по пудингу, в котором он лежал.
Женевьева кинулась через зал к столу. Танья зашипела, но Жокке удержал ее.
Был ли Шедони ее дедом или прадедом? Она не могла припомнить.
Рубашка на старике была порвана, и вертел поднимался и опускался в такт движениям грудной клетки. Рот Женевьевы жадно приоткрылся. Ее клыки скользнули из десен. Древний инстинкт взял верх. Она вырвала и отшвырнула прочь вертел, потом прижалась ртом к ране Шедони. Она
Ее сознание прояснилось, и она сглотнула.
Эти люди ей никто. Она здесь гость, так же как Александр, д'Амато и девушка. Они заставили ее играть роль, но это не ее роль. Она не Женевьева Удольфо. Она Женевьева Дьедонне. Ей не шестнадцать лет, ей шестьсот шестьдесят девять. Она даже не человек. Она вампир.
Женевьева пила и становилась сильнее.
Грубые руки ухватили ее за шею и оттащили от Шедони. Зубы ее оторвались от раны, кровь, пузырясь, потекла обратно изо рта.
Жокке швырнул ее через зал. Она приземлилась, как кошка, и, перекатившись, вскочила на ноги.
Дворецкий взревел порванным горлом, и на нее прыгнула Танья.
Женевьева сжала кулак и ударила зверодевушку в лицо. Танья отлетела с вбитым внутрь головы носом.
«Это была хитрая ловушка», - вспомнила она. Она убегала, и это входило в их план. Она хотела изменить свою жизнь, и в этом проявилась ее слабость. Она не могла больше жить с Детлефом, не могла сидеть ручной зверушкой в Альтдорфе. На пути в Тилею ее застигла буря, заставив искать убежища в Доме Удольфо. И тогда ее засосала их игра…
Жокке сорвал со стены пику. Двадцати футов длиной, в его руках она казалась вполне уместной. Он ткнул ею в Женевьеву. Острие пики было посеребренным. Она отскочила. Жокке целился в сердце.
Шедони теперь сел, рана его затягивалась коркой. Это было частью заклинания. Теперь она вышла из-под его власти и подозревала, что на нее его действие не распространяется. Удар дерева и серебра в сердце, и она умрет так же, как любой другой на ее месте. Жокке бросился на нее.
23
Старый Мельмот улыбался, лежа в постели, слабые мышцы натягивали морщинистую кожу. Мальчишкой он любил читать мелодрамы, смотреть их на сцене. Молодым человеком он слыл самым известным коллекционером чувствительной литературы в Старом Свете. Теперь, на смертном одре, благодаря магическим заклинаниям, которые его предок-пират вывез с Пряных Островов, он находился в самом центре величайшей мелодрамы, которую когда-либо видел свет. Он дергал за ниточки, и его марионетки интриговали, убивали, любили и воровали…
У его постели, держа голову на коленях, сидел Ватек, выложив на покрывало очередной черновик завещания. Доктор Вальдемар, ползая на руках, хлопотал в углу, готовя очередной раствор.
За окном была темная грозовая ночь…
24
Они вылезли из камина в главном зале. Там кипела схватка. Женевьева, с красными глазами и оскаленными зубами, бегала вокруг длинного стола, а за ней гнался Жокке, дворецкий, с пикой.
– Сделай что-нибудь, - попросила Антония.