Жених без лица
Шрифт:
Шмыга улыбнулся:
– Милая моя! Если сегодня убивать всех девушек, которые вне брака расстаются с девственностью, то мир обезлюдел бы в несколько лет!
– Да? Значит, это не причем? Но я читала Библию, там написано – не прелюбодействуй. Это же один из семи смертных грехов! Вы сами говорили, что Библия в вашем деле нечто вроде уголовного кодекса.
– Тебе я такого не говорил, но мысль правильная. Вы в своей академии понятие «преступление» проходили?
– Я помню!
– Пожалуйста.
– Преступление – это совершенное деяние или недеяние…
– Виновно
– Знаю! Запрещенное настоящим кодексом под угрозой наказания.
– Милая моя, «общественно опасное»! Если человек втихаря вредит самому себе, то он сам за это и платит! Вот и станет в будущем ее муж по пьянке куражиться «Я не знаю, сколько у тебя мужиков было, я тебя не девочкой взял»! Сколько ей лет было? Шестнадцать? Видишь, к тому же несовершеннолетняя, основную ответственность несет тот, кто ее совратил.
Чайка облегченно вздохнула.
– Значит, не по этой причине?
– Не думаю.
– А ты что-нибудь узнал?
– Пока нет.
– Может быть, с родителями надо переговорить?
– Рано. Да и как ты себе это представляешь? Здравствуйте, я – детектив по расследованию несчастных случаев, выясняю причину гибели вашей старшей дочери… Для них причина кристально ясна – теракт! Кстати, кто они – твои родители? Минуту…
Иван Петрович сходил за папкой, достал коричневый скоросшиватель с делом Марины Чайки. Нашел последнюю страницу, где было приколото заявление Анны Чайки и копия договора о нынешнем расследовании. Так… возобновлено 14 апреля.
– Кстати, тебе надо написать объяснительную. Изложи на бумаге все, что ты мне рассказывала о своей сестре. Как бы тебе не было трудно.
– Ну, ты и бюрократ!
– Привыкай. После третьего курса и ты им станешь. Теперь расскажи о своем папе.
Впрочем, на папе можно было и остановиться. Мама всю жизнь как работала, так и до сих пор работает старшим экономистом в плановом отделе нижневолжского винзавода. Родила троих детей. Двух дочек-красавиц и сынишку. Последний умер в полгода от неизвестной инфекции. Вот папа, тот успешно строил свою карьеру ступенька за ступенькой. Мастер цеха на том же заводе, комсомольский секретарь, ненадолго уходил на ответственную должность в обком профсоюза, чтобы вернуться заместителем генерального директора. В годы перестройки стал директором. Гладко и выгодно провел приватизацию, присвоив пятьдесят два процента акций. Но завод хирел: огромная текучка, задолжности. Несколько лет простаивал, и только буквально год назад задышал, пошел в гору, выплатил долги.
– Папу рабочие так любят! Представляешь, есть бабушка, на заводе с пятьдесят шестого года работает. Так на общем собрании акционеров встала и в ноги ему поклонилась. У меня, говорит, трое внуков здесь работают, вчера они, наконец, принесли домой зарплату.
Любовь к эксплуататору детектива не воодушевила. От того, что капитализм – это единственный нормальный путь развития экономики, он все равно бы не стал целовать масляные рожи новых богатеев. Видимо, азы марксизма,
– Замечательный папа, – только и сказал он, бросив записывать. – Значит, год назад в вашем доме появился достаток… Я правильно понимаю?
– Мы никогда не жили бедно, – снисходительно улыбнулась Чайка.
– Но все же…
– Ну, да. Папа нашел мне деньги на учебу в юридической академии, купил ей квартиру.
– Точно можешь определить этот момент? Ну, скажем, первый раз вы увидели пачку долларов на папином столе, или в доме появилась какая-то особо ценная вещь, о которой раньше столько мечтали и вдруг смогли купить спокойно и без проблем.
Обычно этот вопрос вызывал у клиентов массу затруднений. Даже если кто внезапно богател, то самый момент внезапности мог потом вспомнить с большим трудом.
Анна спокойно кивнула, и глаза ее вдруг налились слезами.
– Вот это!
И приложила руку к груди, где на черном мохнатом джемпере сиял золотой медальон.
– Извини, – отвернул взгляд Иван Петрович. Он видел его на белом, теперь на черном, но скорпион все так же устрашающе держал над головой ядовитый шип своего хвоста.
– Мы всегда могли купить любую вещь. Но почему то у меня в памяти отложился именно тот день, когда папа подарил Марине медальон. Ездил в командировку с Артуром, новым компаньоном. Тот преподнес ему золотой самородок. Папа сделал маме сережки, а ей этот медальон. Она родилась под созвездием Скорпиона. Вы знаете, что это самый могущественный знак?
– Да, – кивнул Шмыга. – Венера и Марс. Любовь на поле битвы.
– Роковая женщина, – сказала Анна. – Женщина, которая умеет любить.
«А еще, Скорпионы принадлежат к восьмому дому, дому Смерти, дому, в который всегда открыта дверь», – подумал Иван Петрович. «Хм, интересный Знак».
– Так когда папа подарил Марине скорпиона?
– В день рождения. 14 ноября.
Ноябрь… за пять месяцев до смерти. Неясное предположение пронеслось в голове небесного дознавателя, но тут же исчезло.
Шмыга вздохнул:
– Все, мне пора спать. Позволь тебя проводить.
– Не стоит, – надменно выпрямила спину Чайка. – Я сама уйду. Понимаю, есть какая-то тетенька, и будет неприятное мелодраматическое объяснение, если она сейчас приедет к вам и застанет меня здесь.
Шмыга не разглядел тонкий провокационный вопрос, облаченный в одежду детской наивности.
– Тетеньки у меня нет, но вот… – начал оправдываться он, догадался о подвохе, но опоздал.
– Замечательно! Тогда я не понимаю, почему вы беспокоитесь? – обрадовано воскликнула Анна. – Чтобы спасти вас от этих мордоворотов я ехала через весь город, и в благодарность вы даже не можете постелить мне где-нибудь на стареньком диване?
– Не могу, – решительно сказал детектив, приподнимаясь. – Я вызову тебе такси. Лучше скажи, перед тем, как приехать ко мне, ты объяснила твоему опекуну Артуру, что наши отношения не выходят за рамки юридически корректно оформленного договора?