Жених благородных кровей
Шрифт:
– В котором часу и где мы встретимся, дорогой? – как обычно, безжизненно-любезным тоном спросила она.
– Мы договорились встретиться? – Джеффри взглянул в раскрытый ежедневник на столе, тотчас представил себе сборище расфуфыренных дам и холеных щеголей, и его лицо перекосило от отвращения. – Ах да...
Если бы он не видел, как на его глазах гибнут жаждущие жить и любить люди, если бы не наблюдал в работе не боящихся океана рыбаков, если бы не пытался от книги к книге постигнуть великую тайну рождения и смерти, возможно куда спокойнее смотрел бы на девиц, что живут одними заботами – как произвести впечатление
– Франсина, видишь ли... Сегодня я не смогу.
– Не сможешь? Но, дорогой, только представь: там будут все. А я приду одна. Что подумают родители – мои и твои? Не говоря уже обо всех остальных.
Джеффри нетерпеливо потер висок, в миллионный раз сожалея, что не родился в обыкновенном семействе. Да, получалось не очень красиво: отказываясь от сегодняшнего праздника, он будто вовсе пренебрегал семьей.
– Франсина, у меня дела, и отложить их никак нельзя.
– Что за дела – можно узнать?
Джеффри брала злость. Настал день, ожиданием которого он неосознанно жил несколько мучительных лет, и омрачать его выяснениями было досадно и неловко.
– Потом объясню. – Лгать не хотелось. – Послушай, я сейчас же позвоню твоей матери, извинюсь, потом поговорю со своими родителями. Развлекитесь без меня, хорошо?
– Раз иначе нельзя – хорошо, – произнесла Франсина вполне спокойным голосом.
Джеффри вдруг почувствовал, что обидел ее. Он никому не хотел плевать в душу. Особенно Франсине – она, хоть порой и выводила его из себя, намеренно ни разу не оскорбила. А как поддерживала в ту безумно одинокую пору, когда исчезла Роберта! Он напряг было мозг, пытаясь найти подходящие слова Франсине в утешение, но та не стала долго ждать:
– Тогда до завтра.
– Удачно повеселиться.
– Спасибо. – Она первой положила трубку.
Джеффри сжал кулак и тяжело опустил его на стол, но грустил недолго: едва подумал о том, куда он поедет вместо праздника у Хетэуэев, печаль как рукой сняло. Франсина и родственники найдут, как развлечься и без меня. По сути, своей постной физиономией я только омрачил бы их веселье. И потом, этих нудных приемов будет еще столько, что страшно представить. Встреча же с Робертой, не исключено, станет последней в жизни...
Он резко поднялся со стула. Душа взбунтовалась. На скулах ходуном заходили желваки.
Увидеть ее в последний раз... Мыслимо ли это? – обратился он к безмятежно гудящему компьютеру. Тут включилась заставка, и на экране заплескались океанские волны. Джеффри до того захотелось очутиться на ирландском пляже вдвоем с Робертой, что свело челюсть. Какого черта гадать, последний это раз или нет! Подумаю об этом после, а теперь... Воображение живо нарисовало Роберту, и грудь налилась пьяняще-теплой влагой.
Полдня он болтался по Пимлико, где снимал квартиру, купаясь в радужных мечтах, а когда в начале четвертого зашел в кафе на Слоун-сквер и сделал первый глоток кофе, вспомнил, как безжалостно Роберта его бросила, и тотчас отрезвел. Сердце сдавила обида, сделалось горько и безотрадно.
Спрашивать, почему она сбежала, не стану, решил он, в отчаянии стискивая зубы. Заговорит об этом сама – выслушаю, но унижаться и лезть к ней с вопросами ни за что не буду.
Не в силах ждать дольше,
Роберта... Джеффри обвел зал внимательным взглядом и нигде не увидел ее. Вдруг ее вообще здесь нет? – стукнула в висках страшная мысль. Что, если ей снова вздумалось надо мной посмеяться? И чего вообще я жду от этой встречи? Может, не стоило идти на поводу у проклятой слабости? Успокойся, велел голос разума. Стоило, не стоило – какой смысл гадать? Ты уже пришел, так, будь добр, достойно дождись десяти, а там уж действуй по обстоятельствам. Да, правильно, подумал он. Психую, как слабонервная бабка, даже стыдно. Роберты, может, правда пока нет. Но ведь еще не время. Пожалуй, надо выпить, немного расслабиться. Только вот загляну в соседний зал...
Во втором зале был словно другой мир. Царство теплого света, праздничности, зеркал. В углублениях серебристо-бежево-розовых стен красовались панно с изображением цветов, освещенные сиянием невидимых ламп. Джеффри с облегчением вздохнул – тут намного приятнее.
Народу и здесь было битком. У стойки, куда Джеффри не без труда протолкался, на него вдруг уставилась дама с курчавыми каштановыми волосами и янтарными сильно накрашенными глазами. Спутник – невысокий, с брюшком и нагловатой физиономией – легонько ткнул ее в бок локтем.
– Софи, ты слышишь меня?
– Подожди, – отмахнулась от него та, продолжая изучать Джеффри. – Простите, вы случайно не...
Он повернулся, быстро взглянул на шатенку и отрицательно мотнул головой.
– Нет-нет, вы меня с кем-то путаете.
– Вы уверены? – Софи прищурилась. – Я подумала…
– Нет, простите. Мы не знакомы, – вежливо, но настойчиво возразил Джеффри, уже смешиваясь с толпой, дабы не продолжать разговор.
Только этого ему не хватало! Нарваться здесь, причем сегодня, когда явь обещает стать чудесней сна, на почитательницу своих книг. Если бы он был хоть самую малость более тщеславен, с самого начала пошел бы по иной тропе – той, что протоптали для него дед и отец, и, вне всякого сомнения, мелькал бы сейчас на телеэкранах, красовался бы на газетных, журнальных и интернетовских страницах. Он же даже теперь, когда достиг успеха, предпочитал не лезть на глаза, отчасти поэтому лишь в редких случаях давал интервью и ездил на разного рода литературные сборища.
– Да ведь это смешно, – жарко спорил он с университетским другом всякий раз, когда тот пускался рассуждать, как сам бы, стань он писателем, пользовался бы известностью и пожинал лавры. – Смешно и глупо. Сочинять книги об ужасах терроризма, любви к Ирландии и напряженной внутренней борьбе человека и вместе с тем кичливо выставляться перед теми, кто принимает твои идеи сердцем. Одно дело беседовать с читателями на специальных встречах или даже общаться через Интернет, совсем другое – жаждать, чтобы тебя просто узнавали, прилюдно расхваливали. На кой мне черт такая слава?!