Жених для няни
Шрифт:
Братья Ибрагимовы тоже приготовились слушать. Я постаралась припомнить даже мелочи, хотя голова сейчас слабо соображала. Вдруг что-то, сказанное мной, действительно поможет в поисках?! Честно говоря, я была готова к тому, что меня обвинят во всех смертных грехах и посетуют, что не уберегла Диму, но нет, укора или чего-то подобного во взглядах собеседников не было, только безграничное внимание.
И я пересказала им события этого жуткого вечера. Все, кроме наших с Димасиком поцелуев.
— Спасибо, что сделала для Димы всё, что было в твоих силах, — слова Зарецкого-старшего оказались для меня неожиданностью.
— Да
— Сделала, Ангелина, сделала. Уже тем, что была с ним рядом.
Ибрагимовы уехали, а мы с Андреем Петровичем остались ждать новостей. Новости запаздывали, а вот Рустам приехал совсем скоро. Оно и не мудрено, ночью да по пустым улицам можно погонять вдоволь. И мне переодевание привёз, и сам сменил испачканную кровью рубашку.
Я отправилась приводить себя в порядок. Медсестра провела меня в специальный санузел, где кроме необходимого минимума имелась ещё и небольшая душевая кабинка. С удовольствием сняв с себя окровавленную одежду, замотала рану кульком, чтобы не намокла, и очень осторожно приняла душ, стараясь, чтобы на больное плечо попадало как можно меньше воды.
Сначала с меня текли ярко-розовые струйки, которые будили воспоминания о недавних событиях, и я поспешила намылиться, чтобы смыть с себя отвратный тяжёлый запах, который, кажется, въелся в каждую пору. Насухо вытершись полотенцем (мама, умничка, положила мне не только одёжку, но и его), я надела бельё, чистое платье и набросила ветровку. После освежающего душа (а может, из-за нервного перенапряжения и недосыпа) меня слегка знобило. Грязную одежду я попросту выбросила. Надеюсь, вместе с воспоминаниями о том, как именно она испачкалась.
Когда вернулась к операционной, Рустам уже раздобыл где-то кофе. Я приникла к горячему напитку, который хоть немного разогнал кровь. Вскоре на кресле-каталке к нам вывезли Марию Ивановну. После переливания она была слаба, да и переживания за сына не придавали сил.
Минуты мучительного ожидания тянулись, казалось, целую вечность… Давно миновала середина ночи (кажется, было уже под утро), когда дверь операционных покоев вновь распахнулась под руками седого доктора и двоих его ассистентов, мужчины и женщины. Все трое сняли маски, а седой отёр со лба пот. По лицам врачей было сложно что-то прочитать. Более того, мне показалось, что они скрывают эмоции. Неужели всё так плохо?
Глава 51
— Доктор, не томите! Как Димочка? — Мария Ивановна была на грани истерики.
— Начнём с проникающего ножевого ранения. — заговорил седой. Его коллеги лишь кивнули и устало прошли мимо. — У пациента повреждение мягких тканей и отсюда обильное кровотечение. Важные органы, слава богу, не задеты. Но у него множество гематом, переломы рёбер (одно из них едва не проткнуло лёгкое), сотрясение мозга, не говоря уже об огромной кровопотере, из-за которой некоторые органы временно испытали кислородное голодание. Однако кроме внутренних повреждений Дмитрий получил немало внешних. Помимо тела у него очень пострадало лицо, пришлось наложить швы. Мы сделали всё как можно аккуратнее, но. вполне возможно, останутся шрамы. Я должен был вам сказать.
— Димочка! — всхлипнула Зарецкая и спрятала лицо на груди мужа, который присел
— Он скоро очнётся? — напряжённо спросил Андрей Петрович, поглаживая жену.
— Сожалею, но не могу ответить на этот вопрос, — врач посмотрел сочувственно. — В данный момент пациент без сознания, нам остаётся только ждать. Теперь всё зависит от силы и выносливости его организма.
— Михаил Петрович, обеспечьте Диме лучший уход! — Зарецкий-старший даже не просил, а почти приказывал. — За ценой я не постою, вы знаете, делайте всё по высшему разряду. Если нужна будет пластика, сделаем пластику. Димке ещё жить и жить!
— Андрей Петрович, с моей стороны и со стороны персонала всё будет сделано по максимуму, но мы не в силах вытащить из могилы того, кто не хочет жить. Если у вашего сына есть тяга к жизни (а всё указывает именно на это), он придёт в себя, — заверил врач. — Сейчас медсестра заканчивает перевязку… Дмитрий останется в реанимации под надёжным присмотром.
— Когда его можно будет увидеть? — не сдавался главшеф.
— Скоро. Когда пациента переведут в палату интенсивной терапии, вас позовут, — Михаил Петрович снял шапочку и промокнул ею остатки влаги со лба. — Вы пока возьмите у медсестры бахилы, халаты и маски. Сами понимаете, стерильность никто не отменял. И помните: больному нужен абсолютный покой и только положительные эмоции. Никаких слёз, истерик и прочего у его постели быть не должно, иначе я вынужден буду запретить посещения. Дмитрий, может, и без сознания, но чувствует, «слышит» то, что происходит вокруг.
Пока мы обзаводились необходимым «обмундированием» и мыли руки, Диму перевели в палату. Господи, сколько там всяких приборов, трубочек и проводочков! Но взгляд приковывает именно он, спящий царевич всего этого жуткого белоснежного царства. Сам тоже почти полностью белоснежный, словно мумия завёрнутый в бинты и повязки, в том числе и лицо (особенно лицо!), даже глаз фактически не видно: один полностью скрыт бинтом (тот, над которым рассечена бровь), второй слегка проглядывает, но явно заплыл и стал фиолетовым.
Надо ли говорить, что при виде сына Мария Ивановна в очередной раз едва не свалилась в обморок?! Андрей Петрович был для неё лучшей поддержкой, ну а меня приобнял за плечи Рустам. Мне хотелось подойти к кровати поближе, но одновременно было страшно. Вокруг Димы царила аура удивительной неприкосновенности, когда каждый вздох был почти преступлением, способным потревожить и нарушить покой.
Зарецкая дрожащей ладошкой коснулась руки сына (той, где не было иглы, присоединённой к капельнице). Костяшки у Димки были разбиты в драке, поэтому пальцы тоже обвивали бинты.
— Димочка. — проговорила безутешная мать. — Мы все здесь и очень ждём, когда ты очнёшься. Пожалуйста, возвращайся к нам скорее.
Она ещё некоторое время постояла над кроватью драгоценного чада и покинула палату, поддерживаемая супругом, который не проронил ни слова, но смотрел на Диму так, что у меня сердце ныло.
— Твоя мама права, — мой голос дрожал, но я старалась обуздать эмоции. — Мы все тебя очень ждём. Я тебя очень жду.
Нашла на его руке место, не скрытое повязками, и кончиками пальцев легонько притронулась к голой коже. Мне это было нужно как воздух. Прикоснуться, почувствовать, ощутить.