«Жених и невеста»
Шрифт:
В тот вечер был сильный дождь, дул сверлящий ветер. Говорили, что на окраинах города начиналось наводнение. Но мы крепились, жались в подворотне, не хотели расходиться по домам. А Нинка из седьмой квартиры стояла под окном новенького. Зачем ей понадобилось стоять под его окном? Может быть, она решила позлить его? Или сама с собой поспорила, что простоит под дождем, пока не сосчитает до тысячи? Или до двух тысяч. Она была в коротеньком пальто, из которого давно выросла, без косынки. Ее прямые волосы вымокли и прилипли к щекам, и от этого лицо втянулось. Глаза блестели, как две застывшие капли. Гремели
Мы кричали ей из подворотни:
— Нинка! Иди к нам, Нинка!
Она не шла. Мы выбежали под дождь. Схватили ее за руки: не пропадать же человеку.
— Отойдите! — Она прямо-таки прикрикнула на нас.
Мы отошли. Повернулись спиной и стали смотреть на улицу. Люди спешили, подняв над головами зонты, словно на город спустился целый десант на угрюмых черных парашютах. Десант прохожих.
Потом мы увидели, как к Нинке подошла ее мать. Она долго уговаривала Нинку уйти. Наконец ей удалось увести девчонку из-под дождя в подъезд. Там горела тусклая лампочка.
Нинкина мать повернула лицо к свету, и мы услышали, как она сказала:
— Посмотри на меня. Я, по-твоему, красивая?
Нина удивленно посмотрела на мать и, конечно, ничего не увидела. Разве мать может быть красивой или некрасивой?
— Не знаю, — созналась Нинка.
— Тебе пора бы знать, — жестко сказала Нинкина мать. — Я некрасивая. Просто дурная.
— Нет, нет! — вырвалось у Нинки.
Она прижалась к матери и заплакала. Мы так и не поняли, кого она жалела: мать или себя.
— И ничего страшного, — уже спокойно сказала Нинкина мать. — Счастье приходит не только к красивым. И некрасивые выходят замуж.
— Я не хочу замуж! — резко ответила Нинка, и мы были согласны с ней.
— Да, да, конечно, — как бы спохватилась мать. — Не обязательно замуж…
Потом они вышли на дождь и пошли по улице. Мы, не сговариваясь, двинулись за ними. Нет, не из любопытства. Нам казалось, что мы можем понадобиться Нинке.
Неожиданно мы услышали, как Нинка спросила:
— У тебя был муж?
— Нет.
— Но у меня был отец?
Мать не ответила. Она как бы не расслышала вопроса. Нинка рассердилась и сказала довольно грубо:
— Что ж, меня аист принес?
— Да, аист, — глухо прошептала мать. — Прилетел, понимаешь, аист. И улетел. А ты осталась.
Они шли по темному переулку, и у них не было зонта. Но им было все равно: дождь так дождь. А нас трясло от холодной сырости.
— Значит, мой отец аист? — произнесла Нинка и тихо засмеялась. — Очень хорошо. Когда я стану учительницей, меня будут называть Нина Аистовна. И, может быть, у меня вырастут крылья… Вот если бы ты нашла меня в капусте, было бы куда скучнее.
— Не смейся, — сказала мать.
— Я не смеюсь. — Она и в самом деле уже не смеялась, но голос ее дрожал, дробился. — А где он… аист?
Мать отвернулась в сторону и вытерла со щеки бороздку дождя.
— Он тоже был некрасивый?
Нинка остановилась, крепко сжала мамину руку выше локтя и заглянула ей в лицо. Она смотрела на мать так, как будто произошла ошибка и рядом с ней оказалась
— Мама, давай с тобой сыграем в красавицу.
— Глупости!
— Нет, нет, давай сыграем. Я тебя научу. Ты стой и слушай, что я буду говорить.
Она сильней сжала мамину руку, приблизилась к ней и тихо, одними губами стала произносить знакомые слова из нашей игры, которые мы до приезда новых жильцов дарили ей:
— Мама, у тебя лебяжья шея и большие глаза, синие как море. У тебя длинные золотистые волосы и коралловые губы….
Потоки дождя тянулись из невидимых туч. Под ногами разливались холодные моря. И все железо города гремело и грохотало. Но сквозь гудящий ветер, сквозь пронизывающий холод поздней осенней мглы живой теплой струйкой текли слова, заглушающие горе:
— У тебя атласная кожа… соболиные брови… жемчужные зубы…
И они зашагали дальше, крепко прижавшись друг к другу. И уже ни о чем не говорили. И были спокойны. Им помогла придуманная нами игра. Эна, бена, рес… А мы стояли у стены, держа друг друга за рукава. И провожали их взглядом, пока они не скрылись в темной мгле. Квинтер, контер, жес…
Нинка из седьмой квартиры погибла в 1942 году на фронте под Мгой. Она была санитаркой.
«Жених и невеста»
Димка глотнул побольше воздуха и побежал. И сразу тонкие стволы берез превратились в белые мелькающие спицы. Они вырастали перед глазами и, просвистев над головой, падали за спину. А Димке казалось, что он топчется на месте и огромное колесо с белыми спицами катится все быстрее и быстрее.
Неровная челка прилипла ко лбу. Губы пересохли. Сердце било в грудь. А белые спицы так быстро летели навстречу, что даже рябило в глазах.
Маршрут лагерной эстафеты проходил по лесу, пересекал поле и без моста перемахивал через реку. Две палочки — какая быстрее? — должны были совершить кругосветное путешествие и возвратиться в лагерь, как некогда корабли Магеллана, опоясав землю, вернулись в родной порт.
На полпути Димке стало казаться, что если он замедлит бег, то белое колесо отнесет его обратно, а его соперник вырвется вперед.
Соперником была девчонка. Димка не видел ее, только очень близко слышал частое, прерывистое дыхание. Оно подгоняло Димку. Коленки, как выстреленные, взлетали вверх, а локти отталкивались от ветра.
И вдруг дыхание умолкло. Димка подумал, что его соперница отстала, и оглянулся. Девчонка лежала на земле. Она, видно, споткнулась о толстый корень и упала. Сначала Димка обрадовался и припустил сильней, чтобы она не успела подняться и догнать его.