Жених к Новому году
Шрифт:
– Я отвезу ее. Сойду на следующей станции.
– Как сойдешь?! – воскликнул железнодорожник. – Не положено, по инструкции.
– Мы теряем время.
– Дак ведь это ж целое расследование! – воскликнул машинист. – Дело! Уголовное!.. Милиция будет, врачи… Почему тормозили? А мы с Иванычем что скажем?! Ребенок на путях? А где он, ребенок?
– Вы знаете, какое тут может быть дело? – я решил поддержать девушку. Не только потому, что новорожденная выглядела плохо (хотя она и правда неважно выглядела), а потому, что
Я кивнул в сторону девушки и обвел присутствующих тяжелым, особым «ментовским» взглядом, особо задержавшись на Паранине. Тот отвел взор и поник головой.
– А еще, – решил добить его я (Уголовный кодекс я знал, как «Отче наш», еще со времен учебы в Высшей школе милиции), – есть статья сто двадцать пятая УК. Оставление в опасности. Карается исправительными работами на срок до года. По ней мы все пойдем, а вы, – опять я уставил тяжелый взгляд в машиниста, – отправитесь на нары первым.
И тут Паранин, конечно, сдался.
Поезд стал понемногу сбавлять ход. Девушка снова запеленала кроху и взяла ее на руки.
– Я выхожу, – твердо молвила она.
Мне очень нравились такие девчонки – в хорошем смысле деловые. Неужто она и вправду суждена мне судьбой?
Поезд стал тормозить. Юная врач несколько беспомощно обвела нас взглядом. Столпившийся вокруг народец поспешно опустил глаза. Никому не хотелось отрываться от своих новогодних планов – даже ради крошечного ребенка, чудом спасенного. Мне показалось, что вопросительный взор задержался на мне дольше, чем на прочих статистах.
Я твердо произнес:
– Я поеду с тобой.
И заметил, как лицо ее просияло. Я надеялся, она обрадовалась не только тому, что в компании с крепким мужчиной будет не так страшно добираться среди ночи до неведомой лечебницы, но и тому, что ее спутником стану именно я.
А мне стало решительно наплевать и на моих друзей, и на неведомую Леру, что ждали на даче в М.
…Мы сошли с поезда на ближайшей станции. Я видел, что все смотрят на нас в окно: и машинист, и мужик в галстуке, и хохол, и экс-завучиха. Они отправлялись навстречу новогодним празднествам. Машинист дал нам короткий прощальный свисток. Электричка хлопнула дверями и отчалила. Мы остались одни на платформе.
И показалось, нас на свете только трое. Мужчина, женщина и ребенок.
Снег повалил вовсю. Пушистые хлопья засыпали воротник пальто девушки, ложились поверх одеяла, в которое была завернута малышка. Моя спутница крепко прижимала младенца к себе. Электричка отшумела, исчезла за снежной пеленой, а потом и звук ее стих.
Девушка стала оглядываться вокруг, обозревая станцию. Мне здешние места также были неведомы.
– Пошли, – сказал я. – Раз есть станция – значит, есть люди. Раз
Девушка слабо улыбнулась.
– Хотелось бы все-таки поспеть до Нового года.
– Кто тебя ждет? – спросил я – конечно же, не без задней мысли. Сердце мое замерло. Вдруг она скажет: «Друг». Или того хуже: «Муж». Тогда – все пропало.
Или, вернее, не все: просто моя задача усложнялась на несколько порядков. Ведь отступаться я все равно не собирался: будь у нее сердечный друг, и даже муж, и даже дети. Она поразила меня в самую первую минуту знакомства. За прошедшие минут пятнадцать чувство мое к ней, казалось, только росло. Надо же, а я не верил в любовь с первого взгляда!
Эти мысли одновременно с сердечным сжатием пронеслись в голове в то короткое мгновение, пока девушка, наконец, не ответила: «Меня ждут друзья» – и сердце мое всколыхнулось радостью. Друзья – не муж и не бойфренд. Значит, мои шансы растут.
– Нам туда, – указал я на площадь, раскинувшуюся подле последнего вагона электрички.
Мы спешно пошли, почти побежали к очагу цивилизации.
Бетон платформы промерз и был скользким. Чтобы девушка не упала и не уронила свою драгоценную ношу, я придерживал ее под руку.
Площадь оказалась почти пуста. Какие-то синие тени маячили у наглухо заколоченных стальными щитами ларьков. По пустым прилавкам мини-рынка гуляла поземка. У края площади дежурило две машины. Одна из тачек постукивала движком. В салоне виднелись два мужских силуэта.
Не сговариваясь, мы бросились к ним.
Добежав первым, я постучал в окно водителя. Стекло лениво опустилось. На меня глянула сытая рожа.
– Где здесь больница? – запыхаясь, спросил я. – Нам в больницу, срочно!
– Пятьсот, – равнодушно молвила харя.
– А что случилось? – поинтересовался с пассажирского сиденья второй мужчина, казавшийся более человекоподобным, чем первый.
– С ребенком плохо.
– Я поеду, – вдруг вызвался он и стал вылезать из салона.
Первый бомбила с выражением усмешливого высокомерия проводил товарища взглядом: «Дураков, мол, работа любит».
Второй шофер открыл перед нами дверцы стоявшей рядом раздолбанной «Нексии». Мы погрузились – я впереди, рядом с таксистом, а девушка с младенцем сзади. Водитель завел мотор и произнес:
– Я с вас две сотни возьму. Двойной новогодний тариф. Стаканыч совсем оборзел. Больница-то рядом.
Мы отвалили от станции – и уперлись в закрытый шлагбаум. Ни машин, ни людей. Только снег заносит асфальт, семафор, рельсы.
Я вдруг забеспокоился: я давно не слышал голоса малышки. Я повернулся назад и вопросительно глянул на девушку. Она поняла меня без слов и прошептала одними губами: «Все нормально, спит».
– Что с сыночком-то? – спросил вдруг участливый таксист.
– Это не сын, – твердо сказал я. – Дочка.