Жених со знаком качества
Шрифт:
Коротают свой век бездетными, а живут они недолго, я уже узнала. Мыши — три года, тараканы и того меньше. Так что скоро лишу способности размножаться всю живность в нашем районе!
“Но почему же ты начала именно с меня, своего сына?” — мысленно возопил я, нажимая на кнопку отбоя и бросая трубку на диван.
Непередаваемая боль разрывала грудь: мечтам о сыне конец! Не будет у меня ребенка! Я стерилен! Уже стерилен!
Катастрофа! Опять катастрофа! Сколько еще раз сегодня придется мне повторить это слово?
Я
В ярости распахнул дверь и остановился. Замер. Окаменел.
Она лежала в неудобной позе: левая нога неестественно вывернута, рука заломлена за спину. Умерла!
Но перед этим успела… Да, сына не будет у меня.
Я метнулся к кровати, в нерешительности остановился и позвал (почему-то шепотом):
— Ли-да.
Она молчала. И не дышала. Я схватил ее руку: пульса не было. Склонился к груди — сердце не стучало. Умерла! Тогда я (счастливый) еще не знал, что это только цветочки — ягодки были впереди.
“Та-ак, — прошептал я, — в моей квартире труп, а былой решимости как не бывало. Что же делать? Что мне делать теперь?”
И в этот неподходящий момент раздался звонок в дверь. Я заметался: открывать или не открывать? Решил не открывать, но звонили настойчиво. Я решил одеться, вернулся в спальню, но обнаружил, что рубашка и брюки валяются на кровати, частично на них лежит покойница. Что-то помешало мне к ней подойти и выдернуть свою одежду. К тому же рубашка и брюки безнадежно помяты.
Я плотно прикрыл дверь спальни и отправился в прихожую прямо в банном халате.
— Кто там? — сердито спросил, напряженно всматриваясь в глазок.
— Это я, твоя сестра.
На пороге действительно стояла Кристина. Она, как всегда, была дорого и безупречно одета — этакая благоухающая фарфоровая статуэтка, безжизненно аккуратная. Все в ней комильфо, все согласно приличиям. На костюме ни пятнышка, ни складочки. Туфли блестят. Прическа: волосок к волоску. И лицо — посмертная маска Тутанхамона, гладкая и любезная. Уверен, час назад Кристя приняла душ, обновила косметику и поменяла прокладку — так готовятся к встрече с Господом.
Я открыл дверь и отступил, нехотя пропуская сестру в прихожую, она же входить не спешила. Прижимая полусогнутой рукой к груди сумочку (долларов пятьсот, не меньше), она с легким оттенком брезгливости рассматривала мои волосатые ноги, беспомощно торчащие из-под халата.
Голову на отсечение дать готов: ей сразу захотелось их побрить какой-нибудь разрекламированной дрянью — дорогой и неэффективной.
— Я невовремя? — наконец спросила она.
“Ты всегда невовремя”, — зло подумал я и нежно ответил:
— Ну что ты, малышка, очень рад тебя видеть.
Лишь после этого Кристина вошла, рыская взглядом по углам в поисках достойного места для своей бесценной сумочки.
— Давай в свой
— Да-да, положи, — согласилась она, протягивая мне и сумочку и щеку для поцелуя.
Как только я ее чмокнул, гладкое фарфоровое лицо начало складываться в отвратительную плаксивую гримасу.
— Ах, Роби! — простонала Кристина, отталкивая меня и решительно проходя в гостиную.
Я уныло поплелся за ней, готовясь бездарно отдать младшей сестрице дюжий кусок своего драгоценного времени. Еще не известно сколько его вообще у меня осталось.
Словно подслушав мои мысли, Кристина истерично взвизгнула:
— Ах, Роби! Я жить не хочу!
Жалея, что поздно узнал об этом, я холодно поинтересовался:
— Надеюсь, у тебя есть веские причины?
Она заломила руки:
— Роби! Я ушла от него! От этого деспота, жмота, кобеля и тирана! Я наконец от него ушла!
Предчувствуя для себя новые травмы и не скрывая ужаса, я осведомился:
— Неужели ко мне?
Она мгновенно прекратила истерику и, грозно сверкая взглядом, рявкнула:
— А куда мне еще уходить?
— При всех твоих квартирах, домах и виллах, очень странный вопрос, согласись.
Но Кристина была не согласна. Ее глаза метнули парочку молний, а рот выплюнул:
— Ты что, не понимаешь: Макс бросил меня!
Это называется “я ушла от него!”.
Катастрофа!
Я где стоял, там и сел: слава богу подо мной оказалось кресло. Кристина пристроилась на диване напротив и начала реветь. Я смотрел с жалостью и отвращением.
Мужчина на женский рев только так и может смотреть. Видеть как исчезает лицо, как брови, глаза, щеки и губы смешиваются в одну грязную бесполую массу — невыносимо. В конце концов я не выдержал и, отворачиваясь, спросил:
— И что теперь будет? Как ты теперь собираешься жить?
Всхлипывая, она пожала плечами, но ответила вполне рассудительно:
— Слава богу, в нашей семье есть мужчина, вот ты и думай. Теперь только ты несешь за нас с мамой ответственность. Макс умыл руки.
Язык мой прилип к небу, но не успел я оправиться от одного удара, как последовал новый.
— Роби, я напилась снотворного и хочу спать, проводи меня в спальню, — заявила Кристина, поднимаясь с дивана и сбрасывая на ходу туфли.
Боюсь, мое “нет!!!!!!!” прозвучало слишком неистово — Кристина дернулась, словно ее шибануло током, тысяча вольт, не меньше.
— П-почему “нет”? — заикаясь, спросила она.
— П-потому что у меня там беспорядок, — заверил я, не солгав.
Разве это порядок, когда превращается в труп молодая красивая женщина?
— Но я хочу спать, — сказала Кристина, вновь собирая в морщины то, что осталось у нее от лица: разводы косметики.