Женитьба Элли Оде (сборник рассказов)
Шрифт:
В Туркменистане бывают годы, которые народ называет годами «с двойной весной». Осенью в такие годы обычно льют дожди, а зимой снег едва выпадает и тут же тает под жарким солнцем. Степь, напоенная обильной влагой, покрывается густым ярким покровом травы, как весной. Овцы и не замечают, как сменяется одно время года другим, и на тучных пастбищах так жиреют, что еле носят свои круглые курдюки.
Но бывают и такие годы, когда среди зимы выпадает глубокий снег и сразу же начинаются морозы о резким ветром. В степи всё леденеет. Трава покрывается толстым слоем плотного, смёрзшегося
Ораз Гельдыев отлично это знал. Он был опытным пастухом. Прошло уже пятнадцать лет с тех пор, как он взял в руки кривую пастушескую палку из корня кандыма. Когда он впервые пришёл в эту степь, у колхоза «Коммунист» было всего две отары овец, а пастухов и подпасков пять человек. А теперь под началом Ораза уже четырнадцать отар, а пастухов и подпасков целая бригада.
За пятнадцать лет Ораз отлично научился узнавать, какая завтра будет погода, по восходу солнца, по движению облаков, по ветру, по тому, как ведут себя птицы и овцы. Но какая будет погода через два-три дня, он не мог предугадать, и это его беспокоило.
Он встал, отряхнул шубу от снега и, оставляя на чистом снегу большие тёмные отпечатки сапог, пошёл назад, к дому. Он увидел Мереда, тащившего в кухню большую охапку саксаула, и крикнул:
— Брось, Меред, дрова! И поезжай скорее к Эсену. Скажи, чтоб сейчас же пригнал сюда отару и поставил в загон.
— Хорошо! — отозвался Меред, втащил дрова я дом, сложил их и тут же повернул за угол, где, поджав под себя ноги, лежала запорошенная снегом верблюдица и лениво жевала жвачку.
Меред проворно отвязал недоуздок и сел на верблюдицу. Та, как будто только этого и ждала, издала своеобразный горловой звук «кыйк», вскочила и побежала иноходью в степь, куда направлял её Меред.
Ораз посмотрел ей вслед и пошёл к загону, обошёл ограду, сложенную из сена, внимательно прикинул её высоту, ширину. Сена было много, но и овец столько, что запаса этих высоких душистых валов едва могло хватить всего ка пять дней. А дальше что?
«Хорошо, если снег послезавтра растает. А ну, кая ночью переменится ветер и подует из Сибири, с северо-востока?.. Не понимаю, о чём только думает этот Бакыев? Поди, сидит себе возле железной печи и греет спину и сосёт чилим…»
Ораз вышел из загона. Снег валил и валил.
«Дрянь, дрянь погода! — думал он с нарастающей тревогой. — Надо наведаться к пастухам. А то понадеются: авось растает, — и таких дел наделают…»
И он торопливо направился к «газику», накрытому брезентом и пухлым снегом.
Ораз стащил с него брезент, проверил, есть ли горючее, налил воду в радиатор.
Как раз в это время вдали в мутной мгле показалась качающаяся чёрная точка. Она быстро росла. Это скакал Меред на верблюде. Подъехав, он легко спрыгнул на землю, и, привязывая верблюдицу к колу, сказал:
— Эсен повернул уже стадо, сюда гонит. А вы что, ехать собрались?
— Да, надо же узнать, как дела у других пастухов, — хмуро ответил
Меред вспомнил, что у него варится обед, вбежал в дом, заглянул в бурно кипящий котёл и, приоткрыв на улицу дверь, крикнул:
— Ораз-ага, идите пообедайте, потом поедете. В такую погоду нельзя натощак выезжать, замёрзнешь.
— Э, какой там обед! — проворчал Ораз, закуривая и протягивая папиросу Мереду. — Не ждите меня. Загоните овец и обедайте спокойно.
— Да ждать-то не надо. Обед уж готов, — уговаривал Меред. — Ну, выедете на пять минут позже, что от этого случится?
— Э, пять минут!.. Сейчас каждая минута дорога. Видишь, что делается?
Он сел за руль, включил мотор и быстро исчез за зыблющейся пеленой снега.
Меред посмотрел ему вслед и пожал плечами.
— Чего это он? Ну, пошёл снег… Что тут такого? А ему и еда на ум нейдёт. И всегда он так: всё об овцах, а о себе и не думает…
Старший пастух гнал машину, то лавируя между побелевшими холмами, то перекатываясь через них. Снег крутился у него перед глазами, застилая даль.
«Эка валит! — думал он. — Да и ветер никак начинается. Наметёт во впадины — и застрянешь в степи, никуда не доедешь.
Уже вечерело, когда он подъехал к стану второй отары. Большая пёстрая овчарка с подстриженными ушами, взметая снег ногами, с грозным лаем кинулась ему навстречу, но, услышав знакомый голос Ораза: «Пошёл ты, бестолковый!» — завиляла куцым хвостом и повернула к дому.
Из дома в облаке пара поспешно вышел чернобровый паренёк-подпасок и встретил Ораза обычными приветствиями. Ораз вылез из машины и направился прямо к вагону. В вагоне было пусто и тихо, весь он был покрыт чистым, пухлым снегом.
— Ну вот, я так и знал! — сердито проворчал Ораз и повернул к дому.
— Ораз-ага, спустить воду? — спросил подпасок, большой любитель машин.
— Э, спустить!.. Да что я, ночевать, что ли, к вам приехал? — хмуро сказал Ораз и вошёл в дом, где пастух второй отары и его подпаски уютно сидели и ужинали на кошме возле железной печи, в которой гудело пламя.
Увидев Ораза, все задвигались, освобождая ему место.
— Заходи, заходи, Ораз! Садись ужинать!..
Ораз посмотрел на всех и остановил хмурый взгляд на круглолицем человеке с лёгкой проседью на висках, обгладывавшем баранье рёбрышко. Ораз покачал головой:
— Эх, Овез! Да как же у тебя еда идёт в горло, когда овцы в степи в такую погоду?
Овез был пастухом второй отары. Он спокойно положил обглоданное рёбрышко в миску и, добродушно улыбаясь, сказал:
— А какая такая погода? Зимой снег идёт. Это уж так полагается. И ты не сердись, не раздувайся от злости, как хум [10] , а садись-ка лучше ужинать с нами. Такие сладкие рёбрышки! Попробуй-ка!
Беспечность Овеза рассердила и даже как бы оскорбила Ораза. Он сдвинул брови и сухо сказал:
10
Хум — кувшин, наполненный драгоценностями.