Женитьба Элли Оде (сборник рассказов)
Шрифт:
— Слава богу, все живы-здоровы. Да и прошло-то всего три месяца, как ты уехал, что может случиться? Новостей тоже особых нет, — отвечал Сары, выезжая на тропу, которая терялась в саксауловых зарослях. — Парень один, однополчанин твой, раза три заводил к вам в кибитку, интересовался: не собираешься ли приехать домой? Письма твои последние читал, — продолжал Сары. — Вчера тоже был. Мать твоя доказала телеграмму. Тот однополчанин обрадовался: наконец-то, говорит, его увижу, ведь Гичгельды мой лучший друг.
— Кто такой? — удивился я. — Имя
— Нет, не спросили, — отвечал Сары. — Но узнать его не трудно: у него большая красная родинка на щеке.
— Не помню такого, — отозвался я и стал перебирать всех в памяти, с кем встречался в полку. С родинкой никого не вспомнил.
— Ай, ладно, увидишь — узнаешь, — сказал Сары, в мы заговорили о чабанских делах, о том, как идёт житье-бытье в нашем селе.
За разговором мы не заметили, как миновали барханы и выехали на такыр. Он был не очень велик, и за ним опять начинались пески. На такыре Сары заметил свежий конский след.
— Видно, кто-то из наших проехал со станции — следы свежие.
Барханы за такыром были крутые, мы пустили лошадей по ложбине. Места у нас в любое время года сказочные, а в ту пору разгуливала в песках весна — всё цвело. Я не мог глаз оторвать от сиреневых зарослей тамариска и облаков в синем утреннем небе. Тишину диких раздолий нарушал лишь храп коней да свист тушканчиков. Зверьки, как жёлтые куколки, выскакивали из нор и вновь прятались в свои убежища.
— Какой у нас здесь воздух, Сары. Дышу и не могу надышаться…
— Постой-ка! Кто это там на лошади? — прервал мои восторги Сары.
Тотчас я увидел впереди, прямо посреди ложбины, всадника в чёрном тельпеке. Конь его мотал головой, а сам он держал в руках ружьё и поджидал нас. В первый миг пожалел, что у нас нет никакого оружия, но тут же отбросил жалкую мысль: кто может встать поперёк дороги в родных местах? Придерживая коней, мы приблизились к всаднику.
— Вах, Гичгельды, да это и есть твой однополчанин! — воскликнул Сары и так же радостно оповестил встречного: — Салам алейкум, друг! Ты хотел поскорее встретиться со своим приятелем.
— Я его встречал у поезда, — хмуро отозвался всадник. — Думал — поедет домой один, а он, оказывается, с провожатым.
— Откуда ты меня знаешь, приятель? — полюбопытствовал я, вглядываясь в его худое лицо с родинкой.
— Я обязан тебя знать, — опять сердито сказал он. — Ты мой кровник. Ты убил моего двоюродного брата. Так что знай, с кем имеешь дело.
— Вот оно что, — сдавленно проговорил Сары. Прищуренными глазами он ощупал парня. — И что же ты хочешь, приятель?
— Был бы он один, я сказал бы своё слово! — с угрозой ответил парень в тельпеке. — А сейчас хочу получше запомнить его лицо. Не я, так другой из нашего рода укоротит его жизнь.
— Неужели весь твой род состоит из подлых людей, таких, как ты?! — разозлился Сары. — Этот человек убил твоего брата, как самого последнего труса. При свидетелях. Весь полк об этом знает. А ты решил расправиться с ним
— Ладно, поезжайте своей дорогой, там видно будет, — бросил всадник и стал разворачивать коня.
Сары преградил ему путь.
— Нет, приятель, давай поедем в твоё село — там разберёмся. — Меня же Сары успокоил: — Не бойся. За себя постоим…
— Не из трусливых, — как можно спокойнее отозвался я, но по телу пробежал озноб. Не от того, что могут убить. Страшнее смерти показалась встреча с отцом и матерью убитого. А парень в тельпеке, видя, что Сары настаивает, блеснул недобро глазами и решительно заявил:
— Ладно, едем, раз на то пошло!
Он держался рядом с нами и упорно молчал, на скулах его играли желваки. Дорогу указывал кивком подбородка. Так мы ехали не меньше часа. Наконец впереди открылась равнина и на ней с десяток войлочные кибиток.
— Эй, люди! — громко прокричал Сары, когда остановились возле юрт. — Кто есть дома — выходите, поговорить надо!
Сначала сбежались дети. Лотом собрались женщины и старики. Сары, остановив взгляд на аксакалах, спросил:
— Яшули, говорят в вашем селении и живёт отец дезертира Хезрета. Так ли?
— Так-то оно так, — отозвался один из стариков. — Да только не стоит его тревожить по этому делу. Старый Хакы от позора и нам глаз не показывает. Как поймали его сына в песках, с тех пор молчит. А беглеца проклял на веки вечные.
— Позвольте, уважаемые, — возразил Сары. — Если он проклял своего сына, то почему же часовой, который застрелил его, стал кровником Хакы? Вот этот солдат — тот самый часовой, — указал Сары на меня. — А этот джигит, жаждущий мести, — племянник Хакы. Рассудите нас, уважаемые… Если солдат виноват — он в ваших руках. Если солдат прав, то не навлекайте на свой род нового позора, не давайте оружие в руки вот таким сосункам!
Яшули, косясь на джигита с ружьём, зароптали.
В это время из кибитки вышел сгорбленный белобородый старик. Опершись на палку, он оглядел потухшими глазами толпу. Воцарилось молчание.
— Я всё слышал, — твёрдо сказал старик. — Но я не понял, о каком кровнике говорит наш гость. Нет у меня кровника. И нет у меня сына. Подлый трус и дезертир не мог быть моим сыном…
Аксакал повернулся и, горбясь, направился к своей кибитке.
Атаджан Таган
Когда кончается война
Старая Мамур сидела на корточках, прислонившись к стене кибитки.
Напротив, в доме Ангала-ага, справляли свадьбу. Время от времени старушка поглядывала туда, вздыхала, и по лицу её катились слёзы.