Жениться по завещанию
Шрифт:
Хотя, конечно, это было не совсем так, ибо Кэролайн, насколько он помнил, принимала в творившемся безобразии весьма охотное и активное участие. И тем не менее взять на себя всю вину за случившееся будет благородным поступком. Да, ему нужно попытаться представить себя в наиболее выгодном свете. А значит, ни в коем случае не следует упоминать об изощренности и неоднократности. Даже если бы все произошло за один раз – это уже отвратительно. Нет, что касается ощущений, то все было далеко не отвратительно, а очень даже наоборот. Соитие с Кэролайн – это нечто божественное! Именно поэтому оно и стало неоднократным. Но это, конечно,
Он протянет Кэролайн свой платок, принесет глубочайшие извинения, после, чего возьмет ее за плечи, привлечет к себе и заверит, что они обвенчаются сразу же, как только будут сделаны необходимые приготовления. Шмыгая носом, она, конечно же, попытается отклонить его благородное предложение, но он спокойно и непреклонно будет стоять на своем. Некоторое время они поспорят, но в конце концов Кэролайн уступит и согласится, что предложенный им выход из ситуации наиболее приемлем для них обоих.
Потом они сядут в карету и отправятся в замок Райленд. Приехав, поприветствуют вышедших навстречу слуг, и он представит ее всем как будущую герцогиню. Кэролайн со счастливым видом примет всеобщие поздравления, после чего они войдут в дом, позаботятся о размещении Симоны и Фионы, а также о самых неотложных хозяйственных делах и удалится в свои апартаменты, чтобы опять поужинать наедине друг с другом.
И на следующее утро он уже проснется без ужасной головной боли и жгучего чувства вины. Он откроет глаза, пребывая в блаженном удовольствии, и Кэролайн будет лежать рядом с ним, пахнущая сандаловым деревом, со счастливой улыбкой на губах.
Глава 7
– Кэролайн, пожалуйста, выслушайте меня, – проговорил Дрейтон, глядя на свое отражение в зеркале. Затем откашлялся, поправил манжеты и приподнял подбородок. – Так вот, я хочу сказать…
Нет, так не годится. Он слишком чопорен, в нем слишком много от «лорда Райленда». В такой манере он вряд ли добьется положительного результата.
Дрейтон снова прокашлялся и, уставившись в зеркало, попытался изобразить улыбку, которая выглядела бы не слишком страдальческой. В этот момент раздался стук в дверь.
– Хейвуд, ты?
На пороге действительно стоял Сирил Хейвуд – его сослуживец и друг, отъявленный бонвиван, сын благородного семейства, четвертый в очереди на право наследования состояния и титула своего отца.
Облаченный в костюм для верховой езды, сидевший на нем так же безупречно, как и военный мундир, Хейвуд поправил под мышкой хлыст и широко улыбнулся:
– Привет, Дрейтон, я тоже очень рад тебя видеть.
– Как ты тут оказался?
Улыбка приятеля стала еще шире.
– Дворецкий объяснил, где можно тебя найти…
Черт бы побрал этого Хейвуда!
– Это не ответ на мой вопрос. В данный момент я не расположен к шуткам.
– Да уж, вижу, – засмеялся Сирил. И, приняв более серьезный вид, добавил: – Я прибыл, чтобы уберечь твой рассудок.
Дрейтон удивленно вскинул брови, отчего его голова не раскололась от боли.
– А с чего ты взял, что мой рассудок в опасности?
– Ты же знаешь, у меня целых шесть сестер. Поэтому я прекрасно представляю, что значит оказаться среди многочисленных юбок. С этим, брат,
Дрейтон прищурился, с трудом вникая в смысл сказанного! Во всяком случае, ему требовались дополнительные объяснения, так что разговор с Кэролайн на время откладывался.
– Но как ты… – начал он, не будучи уверенным, что ему действительно хочется что-то выяснять. – Как ты узнал, что… Черт!.. Да провались оно все в тартарары!
– О Боже, они уже успели взять тебя в оборот! – притворно ужаснулся Хейвуд. – И ты, как вижу, окончательно сник.
– Да ничего я не сник, – огрызнулся Дрейтон. Вообще, ему хотелось рассердиться, однако юмор и ирония приятеля были слишком заразительны. – Просто вчера вечером я немного перепил и теперь страдаю от последствий чрезмерных возлияний. К полудню я буду в полном порядке.
– Ты знаешь, здесь в буфете имеется отличный кофе. Думаю, полдюжины чашек тебя неплохо взбодрит. – Хейвуд глянул в обе стороны коридора, после чего подался вперед и, понизив голос, продолжил: – Кстати, вот тебе мой первый дает: не позволяй им доводить тебя до такого состояния, Когда хочется напиться до беспамятства. Потому что с затуманенными мозгами ты станешь легкой добычей, и они смогут делать с тобой все, что захотят.
Хейвуд даже не представлял, насколько его слова близки к истине.
– Насчет кофе идея хорошая, – согласился Дрейтон. Шагнув в коридор, он прикрыл дверь и направился к лестнице.
– Шире плечи, герцог Райленд, – подбодрил приятель, последовав за ним. – Вообще-то мне пока еще непривычно величать тебя по титулу – герцог Райленд, лорд Райленд… Так что если я вдруг забудусь и обзову тебя Дрейтоном или Маккензи, можешь дать мне пинка.
– Если ты будешь называть меня герцогом Райлендом, – хмуро глянув на шагающего рядом приятеля, проговорил Дрейтон, – я буду звать тебя Сирилом.
– Ого… Раз уж ты допился до столь мрачного состояния, можно предположить, что эти девицы просто чудовища.
– Но откуда ты про них знаешь? – спросил Дрейтон. Дойдя до лестницы, они стали спускаться вниз. – И что именно ты знаешь?
– Ну, об этом судачат чуть ли не в каждом доме. И если отбросить различные выдумки и приукрашивания, то известно, что они внебрачные дочери покойного герцога и ты вынужден взять их под свою опеку ради того, чтобы заполучить деньги покойной леди Райленд. Что же касается самих девиц… – на пару секунд Хейвуд умолк, чтобы улыбнуться и подмигнуть попавшейся навстречу горничной, затем продолжил: – в общем, как всем известно, их трое и принадлежат к неумытой черни. Кстати, прошу учесть, что автор последних двух слов не я.
Кто бы сомневался…
Да, несмотря на внешний аристократизм и даже напыщенность, Хейвуд, как ни удивительно, был в некотором роде поборником равноправия. Во всяком случае, когда дело касалось женщин, для него не существовало сословных различий. Он был изысканным, ласковым хищником – от макушки своей светловолосой головы до мысков элегантных и весьма дорогих сапог. Он прямо-таки поражал своей способностью очаровать и соблазнить любую женщину в возрасте от восемнадцати до восьмидесяти лет. Однако теперь наклонности и устремления друга уже не казались Дрейтону такими уж безобидными. Потому что отныне на него была возложена определенная ответственность.