Женщин обижать не рекомендуется. Сборник
Шрифт:
— Она армянка московского разлива. Но Офелия настоящая.
Мне предстояло перебиться где-то два часа. Конечно, я могла выйти в центре и походить по магазинам, но, вспомнив, что днем Марина обычно дома, позвонила и договорилась, что заеду к ней.
— На Поварскую, — сказала я.
Я вышла на Поварской, бывшей улице Воровского. Я выросла при советской власти и с трудом привыкала к старинным названиям московских улиц, о которых читала только в старых романах.
Марина, тоже моя школьная подруга, закончила режиссерское отделение Театрального института, но ни одного спектакля в
Марина, еще в халате, предложила мне позавтракать, хотя для служащих людей уже наступило время обеда.
В микроволновой печи она поджарила ломти ветчины, сварила кофе и только после этого сказала:
— Рассказывай.
Я начала рассказывать коротко, как рассказывала в нотариальной конторе, но Марина меня перебила:
— С подробностями. В любой ситуации важны подробности. И не так даже важно, что происходило, а как.
Я рассказала об отце, об оперативке с моим розыгрышем, о Ржавичеве и юристке.
— Теперь ты все знаешь. Представь, что я — героиня твоей пьесы.
— Спектакля, — поправила Марина.
— Хорошо, спектакля, — согласилась я. — И вот героиня попадает в нелепую, дурацкую, абсурдную ситуацию. Была никем, школьной учительницей, а стала главой компании. И все над ней смеются, она же ничего не понимает. Что делать героине? Ты — режиссерша, подскажи.
— Во-первых, пьеса дурацкая, — начала Марина.
— Дурацкая, но реальная, — возразила я.
— Реальная — нереальная, какая разница…
— Как это? — не поняла я.
— Если по системе Станиславского, да и по любой другой, тебя должны отстранить от должности или, как сейчас модно, объявить тебе импичмент. Это им ничего не стоит. Собственно, процедура импичмента уже началась. Тебя надо объявить недееспособной, для этого тебе достаточно наделать ошибок, которые ты начала ляпать в первый же день.
— Во второй, — поправила я ее.
— К моменту отрешения от власти соберут все твои просчеты скопом.
— Но компания практически частная, — возразила я. — Уволить они меня не могут. Уволить меня может только отец.
— Он это и сделает. Ему докажут, что ты полная дилетантка, ты ведь дилетантка в этом пароходном хозяйстве? Согласна?
— Согласна.
— И вообще в пьесе нет драматургии и точного характера героини. Согласна?
— Может, и согласна. Пока не понимаю.
— Драматургия — это всегда преодоление препятствий. Рассмотрим, какие препятствия перед противниками героини. Да никаких!
— Значит, мне нужно время? — спросила я.
— В любом случае тебе надо время, чтобы подготовить противодействия на их действия.
— Поняла.
— Потом тебе их надо ввести в заблуждение. Сейчас твоя героиня — строгая, даже злобная и не очень умная учительница.
— Ну, и не дурочка, — возразила я. — Кое-какой умишко у меня есть.
— А вот этого героине показывать в первый же день совсем не обязательно. Только дурочки в неясной ситуации хотят показаться умными. Умные в таких случаях играют под дурачка или дурочку, если это касается женщины. И все успокаиваются. Дурочки не страшны, дурочек не боятся.
— Но я все-таки учительница, и что я — полная идиотка? Не поверят же!
— Ты не права. Очень много учительниц — полных идиоток. Не раскрывайся раньше времени. Против тебя умные и беспощадные мужики. А мужики — как кобели — если на их территории появляется другой кобель, они дерутся без пощады, до победы.
— Но кобели никогда не трогают сук.
— Это в собачьем мире, а в человеческом — нет этого табу. Тебе сколько положили как президенту в месяц?
— Как учительнице мне за эти деньги надо работать полтора года.
— Да за такие деньги самая умная согласится, чтобы над ней смеялись. Да за такие деньги может быть только один принцип: тебе плюют в глаза, а ты говоришь: «Божья роса». Время сейчас такое. Главное — выжить.
Пока мы говорили, я выпила две чашки кофе и выкурила три сигареты. В разговоре с Мариной я уже скорректировала свое положение на будущее, если, конечно, меня поддержит отец. Марина предложила мне две итальянские блузки, и, хотя я никогда не брала в долг и покупала, только когда у меня появлялись деньги, я не выдержала и взяла их. Марина уложила блузки в фирменный пакет, и я вернулась к «мерседесу».
— На Малую Бронную, — сказала я Викулову.
Офелия оказалась девушкой баскетбольного роста — под метр девяносто, в мини-юбке и майке. Даже Римма уступала ей в обилии женских достоинств. Я смотрела на нее снизу вверх.
— Ну, извините. — Офелия улыбнулась. — Все сначала удивляются, потом привыкают.
— У нее черный пояс по карате, — сказала Алевтина. — Она телохранителем работала.
— Договоры составлены безупречно. — Офелия протянула мне договоры. — Я бы поучилась у вашего юриста.
— Спасибо. Я вам позвоню завтра. Вашу работу компания оплатит.
— Да ладно, — махнула Офелия своей огромной рукой. — Это не работа, а услуга Алевтине. Я ее постоянная должница. Если вам потребуется помощь, я готова соответствовать, диссертацию я уже написала, защита осенью, на море я уже была.
Я подумала, что Офелии вряд ли пригодится в жизни ее диссертация. Выйдет замуж за какого-нибудь крутого бизнесмена, это же идеально для не очень сильного мужчины иметь в женах такую роскошную женщину да еще с черным поясом по карате.