Женщин обижать не рекомендуется
Шрифт:
– - Пятьдесят.
Я молча захлопнула дверцу "Шкоды". От раздражения хлопнула чуть сильнее, чем требуется. Водителя будто подбросило на сиденье.
– - Ты чего хлопаешь? Чего хлопаешь?
В таких случаях отвечать бессмысленно. Я снова подняла руку, но водитель уже выскочил из машины, перехватил мою руку. Я почувствовала силу зажима и поняла, что надо гасить: этот может и стукнуть и просто толкнуть, и я отлечу на железные ограждения за тротуаром, и хорошо, если отделаюсь синяками. Он уедет, а мне придется обращаться в травмопункт.
– - Ну, извини, -- сказала я.
Водитель отпустил мою руку. Не сразу, несколько секунд он переваривал полученную информацию.
– - Не дети, а сын, -- наконец сказал он.
Водителю было под сорок, значит, сын уже в старших классах. Я знаю всех старшеклассников.
– - Вениамин Бобков из десятого?
– - Ну, считай, теперь в одиннадцатый перешел.
– - Не очень он у тебя по математике. Не в первой десятке. Ну, извини, больше хлопать не буду.
– - А ты что, математику преподаешь?
– - спросил водитель.
– - Преподаю.
– - Ладно, садись. Довезу.
– - За сколько?
– - Ни за сколько. Мне по дороге.
Некоторое время мы ехали молча. Ленинградской шоссе в эти утренние часы еще не забито машинами. Я курила немного -четыре-пять сигарет в день, пачки мне хватало дня на четыре, могла бы позволить себе и хорошие сигареты, но я курила "Пегас" -- курево люмпенов и пенсионеров. Плохая сигарета -- это как кратковременная боль, слишком часто испытывать не хочется. Но за сегодняшнее утро я уже пережила два стресса.
– - Можно я закурю?
– - спросила я водителя.
– - Можно.
Я достала "Пегас". У Бобкова в лотке рядом с рукояткой переключения скорости лежала пачка "Мальборо". Он молча протянул мне сигареты, мы по очереди прикурили от прикуривателя.
– - А как ты узнала, что я -- Бобков?
– - спросил он.
– - Сын на тебя похож. Такой же здоровый.
– - Это есть, -- улыбнулся Бобков.
– - Оттянуться может. Значит, ему по математике дополнительно заниматься надо? Ты сколько за урок берешь?
– - Пятьдесят.
– - Не много?
– - Так я за час беру, а ты -- за двадцать минут.
– - А бензин? А амортизация машины?
– - У меня то же самое: еда, одежда и амортизация нервной системы.
– - Ладно, я согласен.
– - Тогда считай, что ты первый урок оплатил.
– - А ты деловая!
– - Не очень, -- честно призналась я.
– - Деловые -богатые.
Бобков развернулся, подвез меня к зданию института и сказал:
– - Дай Бог здоровья твоему отцу.
– - Спасибо.
Мне Бобков уже почти нравился. Мне легко понравиться.
Больше часа я выстояла в очереди, чтобы узнать, что отец уже не в реанимации, а в обычной палате.
Я шла по коридору и вдруг увидела Гузмана. Моя мать когда-то работала у него операционной сестрой. Гузман, ровесник моего отца, стоял в окружении молодых мужчин. Я услышала фамилию своего отца и поняла, что это он вызвал Гузмана. Мужчины были хорошего роста, перекрывали
– - Илья Моисеевич!
– - позвала я.
Мужчины расступились. Гузман взял меня за руку и представил:
– - Это Вера. Дочь Ивана Кирилловича.
Я оказалась в центре. Все рассматривали меня, но я не могла рассматривать всех. Трое мужчин от тридцати до тридцати пяти лет, наш контингент, как говорила Римма. Двоих я почти не запомнила, потому что смотрела на третьего. Говорят, блондинкам нравятся брюнеты. Я блондинка, но мне может понравиться и брюнет, и блондин, и рыжий, и высокий, и среднего роста. Главное, чтобы я почувствовала в нем мужчину. Такой сейчас смотрел на меня. Мне нравилось, что он хорошо выбрит, мне нравились его серо-синие глаза, одного цвета с рубашкой, которая виднелась под вишневым пиджаком. В его лице не было ничего лишнего, как, наверное, и в его теле с плотными плечами спортсмена и без единой складки жира на животе.
– - Вера, сказал Гузман, -- есть проблемы, но все не так уж и плохо. Ты мне вечером позвони, и мы обсудим эти проблемы. Мой телефон сохранился?
– - Конечно, -- ответила я. Мать поздравляла Гузмана по праздникам.
– - Извините, я должен идти, у меня через сорок минут операция, -- и Гузман пошел, уверенный, что перед ним расступятся. И они расступились и снова сомкнулись. Я почувствовала беспокойство. Меня рассматривали женщины. Одна совсем молодая, моложе меня, другая -- за сорок, рыжеватая, с веснушками. Они рассматривали мои волосы, стянутые в пучок, мою кофточку, мои стоптанные босоножки снисходительно: я им не конкурентка, я первоклашка среди прим. Я посмотрела на него, понимая, что он здесь главный. Я хотела, чтобы он сказал: "Успокойся, дорогая. Я рядом". Но он сказал:
– - Примите наше сочувствие и будьте уверены, что для вашего отца и нашего шефа мы сделаем все возможное и даже невозможное.. Уже к вечеру из Лондона доставят самые лучшие лекарства.
Вероятно, он сказал все, что хотел сказать, слегка наклонил голову и пошел к выходу. К нему присоединились двое мужчин, они были выше его, но он занимал больше пространства -широкой спиной и мощными ягодицами. Я, еще учась в школе, заметила, что таких ребят с мощным задом трудно свалить в потасовках и они незаменимы, когда надо таскать школьные шкафы. К мужчинам попыталась пристроиться молодая женщина, но она замешкалась и вынужденно пошла сзади, иначе они заняли бы весь коридор.
– - Значит, ты -- Вера?
– - спросила меня та, что не пошла с ними. Я вдруг ее вспомнила: она сидела в приемной отца в Министерстве.
– - А вы?
– - спросила я.
– - А я -- Настя.
– - Значит, это вы увели мужа у моей матери, и это у вас его увела "мисс-92"?
– - Эта мисс -- большая сука, -- сказала Настя.
– - Не большая, а высокая. Метр восемьдесят пять, -поправила я ее.
– - Ладно, высокая, но и сука большая, прости меня, Господи, что плохо говорю о покойнице, -- Настя перекрестилась.
– - Пошли, тут за углом есть бар, мне надо выпить.