Женщина–апельсин
Шрифт:
– Мой оператор. Он, вообще, пьет, но талантлив, и потом, у него полная шизофрения, такая удача! Талантливый шизофреник – это находка. Мы работаем практически вдвоем, он и я, ну и, конечно, актеры, но это случайные люди.
Ева устала. Она оделась, подхватила свою сумочку с пола и напоследок решила все-таки получить ответы на некоторые вопросы, только чтобы коротко и ясно, без художественных отступлений. Так, уходя, она выяснила, что Стас Покрышкин не употребляет наркотиков, не состоял в законном браке, не привлекался за изготовление и распространение порнофильмов.
Пятница, 18 сентября,
– Если она погибла в июне, почему с этим возятся до сих пор?
Далила согласилась встретиться с Евой вечером и съесть мороженое. Они с трудом нашли кафе, где не курят. Ева залила шарики своего мороженого ликером «Шартрез», а Далила черным кофе. Ева уговаривала Далилу поговорить профессионально с оператором Стаса Покрышкина.
– Я сама виновата. Решили закрыть, как несчастный случай. В квартиру выезжала не я, Николаев тоже был в отпуске, так и получилось, что ни он, ни я не видели все это. Теперь оказывается, что там был еще и осел. Я просто тупею от этого осла, он у меня никуда не вписывается…
– А откуда взялся осел? Вот так просто в городе найти осла, и притащить к себе домой, и еще подвесить его над кроватью?
– Это актер.
– Актер изображал осла?
– Нет, осел – актер в Большом театре, его привозят на спектакли. На Дон Кихота, по-моему, и еще на какой-то, – его и лошадь, а так он живет за городом. Понимаешь, я случайно увидела крутую эротику про вампиров и вспомнила эту девушку. Ты, кстати, знаешь, что теперь вампиры кусают не так, как раньше?
– Как это?
– Ну, они теперь высосут у тебя кровь не из обычного места на шее, а из разреза на ладони между указательным и большим пальцем. Или, как в том фильме, который я смотрела, они кусают в шею сзади, жертва тогда может закидывать голову вверх перед объективом…
Далила смотрела сквозь щель между тяжелыми занавесками в окно на зажигающий фонари город.
– А при чем здесь осел?
– А… Я тоже поинтересовалась. У осла очень большой детородный орган. Некоторым нравится смотреть.
– Зоофилия и скотоложество, – с ходу определила Далила.
– На съемках тогда было пятеро. Стас – режиссер и исполнитель одной из ролей, не знаю какой, но не вампира, его оператор, Марина, еще одна девушка Инга и осел. Трое дали показания. Совершенно сумбурные у оператора и девушки Инги и подробно-точные у Стаса Покрышкина. Инга и Стас лежали на кровати, сверху висел осел. Марина танцевала на подиуме рядом, осел висел, оператор снимал. По словам свидетелей, ослу что-то не понравилось, он расставил в стороны ноги и стал дергаться, Марина испугалась, оступилась и упала вниз на решетку.
– Какая все-таки скука, – пробормотала Далила, подперев голову ладонью. – Я сегодня весь день тестировала работниц одной фирмы и бухгалтеров, вот это я понимаю, дух захватывает, а тут… ослы… вампиры!
– Был проведен следственный эксперимент, – продолжала Ева, – манекен в двух случаях из восьми упал с подиума на эту решетку именно так, как Марина, – навзничь, и получил повреждения в области шеи. Но только в прошлом месяце, когда дело решили закрыть, я обратила внимание на одну деталь и написала докладную. Забинтованная рука девушки Инги.
– Слушай, давай напьемся, завтра выходной, – предложила Далила.
– Давай поедем к Стасу Покрышкину, поговорим с оператором, там и напьемся. У них сейчас
Далила помотала головой из стороны в сторону, подметая стол волосами.
– Нет. В такой компании пить нельзя.
– Может, и нельзя. Загрызут…
– Давай посмотрим его фильмы.
– Не хочу. Я пыталась. Сначала мне показали скукотищу про унылого вампира, пятьдесят пять минут. Потом один опер из моего отдела нашел тот же фильм, но круто-эротичный, час тридцать, прибавилось тридцать пять минут крутой эротики, потом мы нашли еще один с тем же названием, но сплошные ужасы, час двадцать, море крови. Кстати, надо узнать, где он берет кровь. А потом в «звездах русской эротики» одна из новелл – тридцать пять минут, как ты понимаешь, только эротика. И все это – «Сны вампира». Разумеется, Стас признает свое авторство только в случае скучного фильма про вампира и с ужасами, на пятьдесят пять минут. Да, это его знакомые актрисы сняты в фильмах с тем же названием неприличного содержания, но он понятия не имеет, какой нахал использовал его материал в таких гнусных целях.
– Ты все время думаешь о работе. Я сказала твоему начальнику, что ты профессионально опасна.
– Гнатюку?
– Да.
– Молодец. Главное, найти, кому сказать. Он и так меня любит, а теперь еще и ценить будет. Тут ты, психолог, прокололась.
– Я не выбирала тебе начальника.
– Напиши докладную повыше, в прокуратуру.
– Спасибо. Учту. Я теперь буду работать с тобой, описывать тебя, изучать. У меня есть официальное разрешение, – Далила устало поднялась и собралась уходить, Ева подошла к бару и заказала коктейли.
– На брудершафт? Амаретто с лимонным соком. Изучать так изучать!
– Мне еще за ребенком ехать и гулять с ним, – вздохнула Далила, но выпила, потом притянула к себе Еву и крепко поцеловала в губы.
Они вышли на улицу в дождь. Сентябрь холодал, подул ветер, дождинки неприятно кололись.
– У меня есть дачка недалеко от города. Ничего особенного, надо топить печку, но красотища вокруг! – Далила подняла воротник плаща. Она отказалась ехать за ребенком с Евой. – Запоминай адрес, ключ в сарае под полкой с банками слева от двери. Да! Вот что… Целуешься ты как-то неправильно.
– Это от чувств! – улыбнулась Ева.
Ева подъехала к маленькому поселку уже поздно ночью, сначала она погоняла по Кольцевой, потом слушала, как гудят провода в пустом поле. Потом искала ночной магазин, чтобы на дачке выспаться и отдохнуть с какой-нибудь едой. Поселок словно вымер. Ни огонька. Она тихо проехала по пустым улицам и поняла, что никто ничего ей не подскажет. В конце одной из улиц тускло светилось желтое окошко.
– Простите, тетенька-дяденька, где тут у вас улица Березовая, дом пять? – прорепетировала она в машине.
Калитка тонко пискнула, ступеньки освещал небольшой фонарь. Над фонарем висела табличка. Ева прочла, что это улица Березовая и дом пять. Она растерянно постояла на пороге, потом осторожно обошла дом и заглянула в светящееся окно, встав на цыпочки. Голубел экран телевизора, в небольшой комнате горел торшер в виде большой поганки, у торшера стояло старое кресло, в нем спал, раскинув в стороны ноги и прижав двумя руками к голому животу бутылку, крупный светловолосый мужчина. На нем были только семейные трусы.