Женщина четвертой категории

Трускиновская Далия Мейеровна

Старый хрен знал фамилию «Новогиреев» и выдал мне довольно много информации. Да, особняк в Вилкине, но на окраине поселка, ближе к лесу, да, скупает антиквариат. У него, у подлеца, оказалось, даже вычерчены планы престижных поселков Подмосковья, чтобы облегчить задачу «нашим» в ночь отправки на нары и в Сибирь.

– А это мадам из шестиэтажного особняка – первым же эшелоном! – проскрипел сумасшедший дед. – Довольно она над Советской властью измывалась!

Поставив в памяти против Павла Петровича галочку, я задала такой вопрос, а не написано ли где про дом, в котором

гостиная представляет собой бассейн с островом? Старик сперва мне не поверил – это же до какой степени нужно спятить от наворованных денег? Но потом пошарил по своим досье и подтвердил – да, есть такая конструкция, наверно, одна на всю Москву, и принадлежит она грабителю народного достояния Сашке Крупскому.

Получив и этот адрес, я задумалась – что дальше-то делать.

– Кстати, детка, вас искали из клуба, – сказала Агнесса Софокловна. – Просили передать, что очередное заседание завтра, в семь часов, тема выступления – методы сбора информации Яши Квасильевой, просьба подготовиться к прениям по докладу. Я бы вам очень советовала сходить. Я же вижу – вы сейчас как раз информацию собираете!

Милая интеллигентная старушка! Я с трудом добыла из воротника ее беленькое личико, обрамленное седыми кудряшками, и крепко расцеловала. А потом отправилась в подвал – думу думать.

Партилен, как ни странно, не сбежал, ничего не спер, а просто-напросто спал. Я растолкала его и спросила – уцелел ли кто из старой бражки? Поскольку цивильного способа проникнуть в оба особняка я не вижу, остается нецивильный…

– А чего ты там, доча, забыла? – искренне удивился Партилен.

Я объяснила – у моей приятельницы похитили старинный костяной стул с бирюзой, сделали с него копии и втюхали сразу нескольким новым русским. Так вот, нужно найти НАСТОЯЩИЙ стул, иначе будут большие неприятности. Есть основания думать, что двое покупателей уже опознали подделку и выкинули ее…

– Ну так чего же проще! – обрадовался папанька. – Где, по-твоему, они эту мебель выкинули? У кремлевской стены, у мавзолея? У них же там, в Вилкине, скажем, есть место, куда всю рухлядь несут, а при месте наши люди караулят! Поспрошаю ребят – и все мне нарисуют, какие там стулья, кроватки и холодильники выбрасывали!

Я встряхнула то папанькино шмутье, которое сняла с него перед санобработкой. Ничего, еще один раз в жизни послужит, иначе тамошние бомжи его за своего не примут. Потом дала Партилену денег на метро и на автобус. И командировала его искать выброшенный костяной стул.

Когда он был уже далеко, я вспомнила о жутком кожаном кресле, похищенном папашкой совместно с бомжом Хреновато. Или Охренито – кто его разберет. Украв кресло, латиноамериканский бомж сгинул, да не один, а вместе с подругой, владеющей французским языком. Папашка же так радостно ухватился за поездку на окраину Вилкина, что знал: я вот-вот вспомню про это проклятое кресло!

Оставалось только ждать его возвращения.

Но тупо сидеть и ждать я не могла. Я нашла новую кофточку и поехала в больницу к Юльке. Партилен прав – она действительно могла видеть убийцу.

С другой стороны, что мне проку, если она и видела чью-то

гнусную рожу? Ведь не сам же Новогиреев или Крупский выследили ее с быком за плечами и не пристрелили в надежде на внутренности быка!

Но, может, она слышала какие-то слова? Заметила детали? Вот Яша Квасильева обязательно бы съездила в больницу!

И ведь что любопытно – бедная Юлька пострадала совсем зря. Денег в быке не было – они, скорее всего, были зашиты в кожаное кресло. Или же до сих пор хранятся в Натальиной квартире…

Я опять задумалась.

У меня есть фотография Яши Квасильевой, на которой писательница думает. Поза там довольно напряженная, так бы сидел человек, которому приходится думать довольно редко и он старается изобразить этот процесс по мере разумения. Я отыскала фотографию и села, распределив пальцы по волосистой части головы и сориентировав руку так, чтобы запястье приходилось как раз напротив переносицы. Долго в этой позе не просидишь, так что пришлось думать быстро.

Если бы я была тем человеком, которого нанял Новогиреев или Крупский, чтобы убить реставраторшу и найти деньги, где бы я их искала? Учитывая, что времени у меня не так уж много?

Я бы подумала так: эта тетка привыкла работать руками, и, скорее всего, она не в стопке пододеяльников спрячет баксы, а в каком-то сомнительном произведении искусства, тем более, что куча денег по объему больше любой стопки пододеяльников. Значит, нужно искать странный и бесполезный предмет, имеющий внутри пространство… ну, бык же, будь он неладен!

А как бы рассуждала Наталья, зная, что ей предстоит спрятать сомнительные денежки?

Она бы рассуждала точно так же! Человек, который ищет деньги в квартире реставратора, прежде всего полезет в какую-нибудь гипсовую дуру или в диван эпохи Людовика Пятнадцатого! Значит, именно там ничего прятать и не надо.

Даже в кожаное кресло – и то не надо, потому что идея чересчур очевидна… Конечно, можно отдать кресло кому-то на сохранение, но где шанс, что по следу этой мебели не устремятся ищейки с пистолетами?

Так, может, полмиллиона баксов все еще в квартире?

Юлька могла знать одну важную вещь – попытался ли кто-либо покуситься на египетского быка, которого я передала ей в метро. Если да… то что?

Нет, не получается из меня Яши Квасильевой!

Решив, что из Юльки наверняка удастся извлечь хоть какую-то информацию, я поехала в больницу. В конце концов, повторный обыск Натальиной квартиры может и подождать.

По дороге я останавливалась у всех лотков и набирала еду в пакет. При этом благословляла оболтусов, толкнувших черный монолит за тысячу баксов. Мои комиссионные пришлись весьма кстати!

Дежурный врач посмотрел на мой пакет, почесал в затылке и попробовал его приподнять. Не вышло.

– Вы кем работаете? – уважительно спросил он.

– Дворником.

– А-а… Ничего этого нельзя.

– Откуда вы знаете, что в пакете? – взвилась я. – Вы же туда даже не заглянули!

– Яблоки, бананы, киви, йогурты, творожок «Нежность», две буханки черного хлеба и шесть нарезок копченой колбасы.