Женщина Габриэля

Шоун Робин

— Мой брат — холостяк. — В голосе миссис Коллинз звучала лицемерная приверженность приличиям. — Никого не должно волновать, что за женщин он приводит домой.

Виктория восемнадцать лет провела в услужении у таких, как миссис Коллинз, — женщин, которые прячутся за свою добродетель, чтобы спокойно жить со своими мужчинами.

На этот раз не выйдет.

— Ваш брат угрожал моей женщине, madame, — мягко сказал Габриэль. — Меня это волнует.

Глаза

дворецкого широко раскрылись от удивления. Предполагалось, что у женщин, на которых он вместе со своим работодателем охотился, не было мужчин, чтобы их защитить. Заботиться о них.

Любить их.

Сквозь звук сиплого дыхания дворецкого пробился стук копыт одинокой лошади. Стоит только сестре Делани закричать…

— Если брат вел себя непорядочно по отношению к этим женщинам, им нужно обратиться в полицию.

Миссис Коллинз продолжала прятаться за своё благополучие и добродетель.

Гувернантки были бедны, а Делани — богат.

Ни один полицейский не арестовал бы его.

— Вы любите брата, миссис Коллинз? — безразлично спросил Габриэль.

Лошадь поравнялась с домом, из вечернего тумана доносился ясно слышимый скрежет колес экипажа.

— Конечно, я люблю брата! — воскликнула миссис Коллинз. — Порядочная женщина обязана любить свою семью.

Невзирая на недостатки её членов.

Но она не могла принять это, не говоря уже о том, чтобы в этом признаться.

Габриэль удивился тому, что у шестнадцатилетней Виктории хватило храбрости уйти от отца.

Туман и расстояние заглушили эхо скрипящего экипажа. Смолк перестук лошадиных копыт.

— Значит, вы не хотите, чтобы вашего брата убили, — ровно сказал Габриэль.

— Конечно, нет, — глубоко вздохнув, сказала сестра Делани. Она не знала, что проезжавший экипаж мог стать её спасением.

— Но его убьют… — Миссис Коллинз тяжело дышала, желтый туман клубился вокруг багрового лица дворецкого. — …Если я не найду его раньше, чем другой мужчина.

Габриэль лгал. А может, и не лгал.

Он не знал, работал ли Делани на второго мужчину. Габриэль не узнает этого, пока не найдёт его.

В любом случае, Делани умрёт.

— Брат не… не сказал мне, куда ушел, — миссис Коллинз снова говорила правду.

В глазах дворецкого мерцало знание. Расширенные зрачки окаймляла бледно-зеленая радужная оболочка.

— Ты знаешь, где он, Кинан, — шелковым голосом произнёс Габриэль.

Бледно-зеленая радужка исчезла, — глаза дворецкого стали двумя черными дырами, полными страха.

— Я не знаю, — прохрипел он.

Был ли Делани убийцей? — размышлял Габриэль. — Кого Кинан боялся больше — Габриэля или Делани?

— Ты знаешь, Кинан, — проникновенно сказал Габриэль. — А если не знаешь, — значит, нет причин оставлять тебя в живых, не так ли?

— Не знаю! — в голосе дворецкого появились визгливые нотки.

Кончик клинка Габриэля отделял

от дыхательного горла только хрящ.

— Вздохни поглубже, Кинан, — ласково сказал Габриэль. — Это будет твой последний вздох.

Остатки верности Кинана исчезли под напором угрозы.

— Он сказал, что отправился за гувернанткой! — торопливо заговорил дворецкий. — Больше ничего не знаю! Клянусь, я всё рассказал!

У Габриэля застыла в жилах кровь.

Виктория была в доме Габриэля. Знал ли об этом Делани?

Или он хотел забрать её из дешевой комнаты, где она жила раньше?

— Откуда он знает, где она находится? — проскрежетал Габриэль.

— Не знаю! Не знаю! Богом клянусь, не знаю!

Так много людей, которые не знали.

— Сейчас на чердаке есть женщины, Кинан?

— Нет! Нет! Сейчас нет.

Но чердак приготовили для нее.

Для Виктории.

— Ты смотришь, как он насилует женщин? — мягко спросил Габриэль. Шли секунды, бился пульс.

— Миссис Торнтон — она смотрит!

Были такие женщины, да и мужчины тоже, которые получали удовольствие от унижения других. Габриэль легко мог поверить, что Мэри Торнтон была одной из них.

— Делани отдаёт тебе женщин, когда сам закончит с ними? — спросил он.

— Нет… — Кинан поостерегся врать. — Да. Но я не причиняю им вреда. Клянусь, я не делаю им больно.

По рябому лицу стекал пот, по позвоночнику Габриэля бежал холодок.

Раны затянулись, но воспоминания не исчезли.

Но, быть может, гувернанток лишили даже этой возможности.

— Ты убиваешь женщин для Делани и Мэри Торнтон?

— Нет, нет! — выпученные глаза дворецкого вращались в глазницах. — Мистер Делани даёт им деньги на жизнь в деревне. Я сажаю их на поезд. Клянусь. Могу рассказать, куда они покупали билеты…

Голова Кинана ударилась о стену, полдюжины рамочек для фотографий из стекла и серебра упали на пол.

Габриэль пристально посмотрел на фотографию мужчины, который стоял у дерева и одной рукой обнимал женщину.

Он стоял в тени, она — на свету.

Черты его лица были нечеткими, неосвещенные волосы казались черными. Лицо женщины было хорошо видно, её волосы были убраны под соломенную шляпку.

Был ли мужчина на фотографии Митчеллом Делани?

Был ли Делани брюнетом?

Был ли Делани вторым мужчиной?

Габриэль повернулся и посмотрел наверх.

Сестра Делани стояла на восьмой ступеньке лестницы.

Она была женщиной с фотографии, — воплощением английского идеала материнства. Чуть за тридцать, со светло-каштановыми, стянутыми в свободный узел на затылке волосами. Белая блузка и зеленая шерстяная юбка на ней, казалось, были специально сшиты так, чтобы зрительно сделать плечи более прямыми, зажатый в корсет живот — более плоским, полные бедра — более округлыми.