Женщина и война. Любовь, секс и насилие
Шрифт:
В той же статье санинструктор Волков рассказывает, как поступали с девушками, отказывавшимися ублажать офицерский корпус.
«Когда в армию прибывала группа девушек, то за ними сразу «купцы» приезжали: «Сначала самых молодых и красивых забирал штаб армии, потом штабы рангом пониже». Осенью 1943 года в его роту ночью прибыла девушка-санинструктор. А на роту положен всего один санинструктор. Оказывается, к девушке везде приставали, а поскольку она никому не уступала, её все ниже пересылали. Из штаба армии в штаб дивизии, потом в штаб полка, потом в роту, а ротный послал недотрогу в окопы».
Не напоминает ли это историю лейтенанта медицинской службы Анны Ривилис, отказавшейся уступить домогательствам начальника госпиталя и на ночь глядя отправленной в окопы? Несговорчивых девушек ждала передовая, сговорчивые оставались в штабах; несговорчивые —
В конце 80-х, когда столичные журналы ошеломили читателей книгами, прежде запрещёнными политической цензурой, мой сослуживец, Яков Призант, ветеран Великой Отечественной, пехотинец, сержант разведывательной роты, поделился воспоминаниями:
— Лето 1942-го, хаотичное отступление. Мы заночевали в окопе. Шесть человек. Среди нас девушка-санинструктор. Окоп узкий, спали на одном боку и по команде переворачивались. После одного из переворотов, тот, кто оказался за спиной девушки, её изнасиловал.
— Она не сопротивлялась?
— Нет. До смерти была напугана. Отступление, все вооружены, никто друг друга не знает. Боялась, наверное, что её убьют, если станет сопротивляться.
— Что было с ней дальше?
— Не знаю. На второй день разрывом снаряда у того, кто её изнасиловал, оторвало руку и ногу. Думаю, он не выжил. А её я больше не видел. Отступление беспорядочное, каждый в нём за себя.
Похожее воспоминание записала Алексиевич:
«Выходили из окружения… Куда ни кинемся — везде немцы. Решаем: утром будем прорываться с боем. Всё равно погибнем, так лучше погибнем достойно. В бою. У нас было три девушки. Они приходили ночью к каждому, кто мог… Не все, конечно, были способны. Нервы, сами понимаете. Такое дело… Каждый готовился умереть… Вырвались утром единицы… Мало… Ну, человек семь, а было пятьдесят. Посекли немцы пулемётами… Я вспоминаю тех девчонок с благодарностью. Ни одной утром не нашёл среди живых… Никогда не встретил» [5] .
5
Алексиевич С. У., «У войны не женское лицо» — М.: Правда, 1988
В обеих историях солдаты выходили из окружения. В первой — медсестра изнасилована случайным попутчиком. Вторая — о психологическом состоянии и вспышке сексуальности, ставшей защитной реакцией людей, уходящих в небытие. Они прекрасно понимали: единицы прорвутся утром сквозь пулемёты, а может, и никто. Такой была их прощальная ночь. Рука не поднимется никого осудить…
Последнее желание? Оно разное: у одних — сигарета, у других — секс. Кто-то хочет побыть наедине со своими мыслями и помолиться о близких, кто-то — забыться в алкогольном дурмане. На войне, где каждый день мог быть последним, родилась поговорка: «живём один день». Такой была психология солдата и офицера. «До смерти четыре шага», а если выживем и вернёмся домой — «война спишет всё». Эта фраза стала моральным утешением и жертв, и насильников. Но эта же утешительная мораль, оправдывающая сексуальные прегрешения, позволила многим, войдя в Германию, сорваться с цепи и продолжить жить одним днём, насиловать, грабить.
Развал Советского Союза нанёс психологический удар по ветеранам войны: некоторые, как, например, Юлия Друнина, не выдержали [6] , другие, психологически оказавшиеся более устойчивыми, когда исчезла цензура,
7 мая 2004 года газета «Московский комсомолец» опубликовала записанные Екатериной Сажневой воспоминания Анны Соколовой, в 17 лет ставшей курсантом снайперской школы [7] .
«Никакой любви на войне не было. Только простые солдаты к нам, девчонкам, хорошо относились, делились последним, а старшие офицеры заставляли с ними сожительствовать — вроде как мы их фронтовые жены.
6
Юлия Друнина покончила жизнь самоубийством 20 ноября 1991 года, за месяц до распада СССР. Перед этим ей вернули стихи из нескольких журналов, сказав, что такие стихи теперь никому не нужны.
7
Сажнева Е., «Московский комсомолец», 7 мая 2004 года.
[…] большинство девчат-снайперш на передовую попадали невинными. Но в первые же ночи их «прописывали» — приглашали выпивать с командирами и лишали девственности.
Хочешь жить в тепле и довольствии — согласишься.
Если же нет — за твою жизнь никто не поручится.
А война спишет всё…
— Мы в разведке были всего две девчонки — остальные-то мужики. Понятно, у них природа своё берёт. В первый же день пребывания нас вызвали в штаб: «Будут приставать офицеры — сразу же сообщайте!» Куда там! После этих слов испугались мы с Клавкой сильно. Старались друг от друга не отходить. Через какое-то время подъезжает к нам адъютант командира дивизии: «Вас двоих к себе вызывает генерал!» Собрались, поехали, хоть и ночь — а как откажешься? Это же приказ…
В командирской землянке сидели двое. Генерал и полковник. Оба довольные, раскрасневшиеся — за несколько часов до этого наши войска перешли в очередное наступление.
Стол накрыт богато. Здесь и американская тушенка, и русская картошка, и дефицитный медицинский спирт.
Тут же нехитрая лежанка. Одна на четверых.
— Я схитрила, притворилась, что мне нельзя сегодня — у меня месячные начались. Бог миловал, и меня отправили обратно, а Клавочка осталась пировать…
[…] С генеральских посиделок Клава Орлова вернулась под утро. «Не вини меня, Анюта, я с тем генералом пожила!» У самой слёзы, как горошины, по щекам катятся».
Екатерина Сажнева приводит она ещё одну историю, рассказанную Анной Соколовой. После боя за ней увязался некий офицер, распаленный фронтовыми «ста граммами». Она бежать, он — за ней.
«Я побежала и зацепилась широкими снайперскими штанами за ветку. Ну, думаю, конец мой пришёл — сейчас он меня настигнет, и никто не поможет. А потом и не докажешь, кто снасильничал. И тут меня снял с куста проходивший мимо солдат […]
По словам снайперши Соколовой, больше всего в освобождённых деревнях бесчинствовали и мародерствовали командиры» [8] .
8
Сажнева Е., «Московский комсомолец», 7 мая 2004
Забытые девчонки
Одинокие женщины, вернувшиеся с фронта, героями себя не чувствовали. Они подвергались психологическим и моральным унижениям, незаслуженным упрёкам и оскорблениям, мол, были офицерскими подстилками, уехавшими в армию, чтобы найти себе там мужей. А ведь никто их не спрашивал, хотят они в армию или нет, многие попали в окопы не по своей воле — по мобилизации, от которой нельзя уклониться.
…Анна Соколова, вернувшись в деревню и месяц промучившись с ночными кошмарами — ей постоянно снилась война, — не выдержала и уехала в Москву. Всю жизнь она проработала на ситцевой фабрике. «Вот только счастья не было. Это мужики вернулись с фронта героями. А для женщин находили другие слова… Многие парни обзывали нас по-всякому… Чего нам давать-то не хочешь? Небось, на фронте с генералами сладко спалось!» [9]
9
Сажнева Е., «Московский комсомолец», 7 мая 2004 года.