Женщина и война. Любовь, секс и насилие
Шрифт:
Рассказывает Светлана Алексиевич. Жанр художественно-документальной прозы, который она для себя избрала, — воспоминания-исповеди, когда из множества маленьких личных историй, обойдённых официальными средствами массовой информации, складывается мозаичное полотно, — обратная сторона официальной истории СССР.
Три отрывка из её книги приведены с сокращениями [206] . Если убрать географические названия и жаргон, из которых видно, что это воспоминания об афганской войне, то их можно отнести к войне Отечественной и разместить в разделе «свои» против «своих». Женщины-военнослужащие просили не упоминать их имя. Поэтому, перечисляя согласившихся
206
Алексиевич С.У., «Цинковые мальчики» — Эксмо-Пресс, 2001
Первое воспоминание:
«Из первых впечатлений? Пересылка в Кабуле […] Колючая проволока, солдаты с автоматами […] Собаки лают […] Одни женщины. Сотни женщин. Приходят офицеры, выбирают, кто посимпатичнее, помоложе. Откровенно. Меня подозвал майор:
— Давай отвезу в свой батальон, если тебя не смущает моя машина.
— Какая машина?
— Из-под груза «двести»… — Я уже знала, что «груз двести» — это убитые, это гробы.
— Гробы есть?
— Сейчас выгрузят.
Обыкновенный КамАЗ с брезентом. Гробы бросали, как ящики с патронами. Я ужаснулась. Солдаты поняли: «Новенькая». Приехала в часть […] Я — единственная женщина.
Через две недели вызвал комбат:
— Ты будешь со мной жить…
Два месяца отбивалась. Один раз чуть гранатой не бросила, в другой — за нож ухватилась. Наслушалась: «Выбираешь выше звездами… Чай с маслом захочешь — сама придёшь…» Никогда раньше не материлась, а тут:
— Да вали ты отсюда!!
У меня мат-перемат, огрубела. Перевели в Кабул, дежурной в гостиницу. Первое время на всех зверем кидалась. Смотрели как на ненормальную.
— Чего ты бросаешься? Мы кусаться не собираемся.
А я по-другому не могла, привыкла защищаться. Позовёт кто-нибудь:
— Зайди чаю попить.
— Ты меня зовёшь на чашку чая или на палку чая?
Пока у меня не появился мой… Любовь? Таких слов здесь не говорят. Вот знакомит он меня со своими друзьями:
— Моя жена.
А я ему на ухо:
— Афганская?
Ехали на бэтээре […] Я его собой прикрыла, но, к счастью, пуля — в люк. А он сидел спиной. Вернулись — написал жене обо мне. Два месяца не получает из дому писем.
[…] Не встречала, чтобы девчонки у нас носили боевые награды, даже если они у них есть. Одна надела медаль «За боевые заслуги», все смеялись — «За половые заслуги». Потому что известно: медаль можно получить за ночь с комбатом […] Почему сюда женщин берут? Без них нельзя обойтись… Понимаете? Некоторые господа офицеры с ума бы сошли. А почему женщины на войну рвутся? Деньги… Хорошие деньги… Купишь магнитофон, вещи. Вернёшься домой — продашь. В Союзе столько не заработаешь… Не скопишь… Нет одной правды, она разная, эта правда. У нас же честный разговор… Некоторые девчонки путались с дуканщиками за шмотки. Зайдешь в дукан, бачата… Дети… Кричат: «Ханум, джик-джик…» — и показывают на подсобку. Свои офицеры расплачиваются чеками, так и говорят: «Пойду к «чекистке»… Слышали анекдот? В Кабуле на пересыльном пункте встретились: Змей Горыныч, Кощей Бессмертный и Баба Яга. Все едут защищать революцию. Через два года увидели друг друга по дороге домой: у Змея Горыныча только одна голова уцелела, остальные снесли, Кощей Бессмертный чуть живым остался, потому что бессмертный, а Баба Яга — вся в «монтане» и «варенка» на ней. Веселая.
— А я на третий год оформляюсь.
— Ты с ума сошла, Баба Яга!
— Это я в Союзе Баба Яга, а тут — Василиса Прекрасная».
Подпись: «Служащая».
Воспоминания женщины,
«В первый же день подошёл прапорщик:
— Хочешь остаться в Кабуле — приходи ночью…
Толстенький, упитанный. Кличка — Баллон.
Взяли меня в часть машинисткой. Работали на старых армейских машинках. В первые же недели в кровь разбила пальцы. Стучала в бинтах — ногти отделялись от пальцев. Через пару недель стучит ночью в комнату солдат:
— Командир зовёт.
— Не пойду.
— Чего ломаешься? Не знала, куда ехала?
Утром командир пригрозил сослать в Кандагар. Ну и разное […]
[…] Как раз в это время в «Правде» напечатали очерк «Афганские мадонны». Из Союза девочки писали: он всем понравился, некоторые даже пошли в военкомат проситься в Афганистан. В школах на уроках читали. А мы не могли спокойно пройти мимо солдат, те ржали: «Бочкарёвки, вы, оказывается, героини?! Выполняете интернациональный долг в кровати!»
— Что такое «бочкарёвки»?
— В бочках (такие вагончики) живут большие звёзды, не ниже майора. Женщин, с которыми они […] зовут «бочкарёвками». Мальчишки, кто служит здесь, не скрывают: «Если я услышу, что девчонка была в Афгане, для меня она исчезает […]». Мы пережили те же болезни, у всех девчонок гепатит был, малярия… Нас так же обстреливали… Но вот мы встретимся в Союзе, и я не смогу этому мальчишке броситься на шею. Мы для них все б… или чокнутые. Не спать с женщиной — не пачкаться […]»
Разговорившись, она поведала сон, который часто ей сниться, видать, не на пустом месте:
«Заходим в богатый дукан […] На стенах ковры, драгоценности. И меня наши ребята продают. (Вдали от Кабула предприимчивые офицеры подрабатывали сутенёрством и заставляли девушек обслуживать «духов»? — Прим. Р.Г.) Им приносят мешок с деньгами… Они считают афошки… А два «духа» накручивают себе на руки мои волосы… Звенит будильник… В испуге кричу и просыпаюсь».
Та же подпись: «Служащая».
Третье воспоминание, записанное Алексиевич, также подписано «служащая», хотя, судя по воспоминаниям, — медсестра:
«С каждым годом мне всё труднее отвечать на вопрос: «Ты не солдат, зачем туда поехала?» Мне было двадцать семь лет… Все подружки замужем, а я — нет. […] «Убери! Сотри из памяти, чтобы никто не знал и не догадывался, что мы там были», — пишет мне подруга. Нет, стирать из памяти не буду, а разобраться хочу…
Уже там мы начали понимать, что нас обманули. Вопрос: почему нас так легко обманывать? Потому что мы этого сами хотим… […] Много живу одна, скоро разучусь говорить. Совсем замолчу. Могу признаться… От мужчины бы скрыла, а женщине скажу… У меня округлились глаза, когда я увидела, какое количество женщин едет на эту войну. Красивые и некрасивые, молодые и не очень молодые. Весёлые и злые. Пекари, повара, официантки… Уборщицы… Конечно, у каждой присутствовал практический интерес — хотелось заработать, может, и личную жизнь устроить. Все незамужние или разведенные. В поиске счастья… Судьбы… Там счастье было… И по-настоящему влюблялись. Играли свадьбы. Тамара Соловей… Медсестра… Принесли на носилках вертолётчика, чёрный весь, обгоревший. А через два месяца она меня позвала на свадьбу — они женятся. Я спрашиваю девчонок, с которыми жила в комнате: как мне поступить, у меня траур? Мой друг погиб, мне надо написать его маме, я два дня плачу.