Женщина и война. От любви до насилия
Шрифт:
«С войной покончили мы счёты, бери шинель, пошли домой»
Пел Леонид Быков, и у всех, вслушивавшихся в слова Окуджавы, на глаза наворачивались слёзы… Что стало с инвалидами-обрубками, безногими и безрукими? Чтобы они не портили пейзаж советских городов после доклада в ЦК КПСС министра внутренних дел Круглова (20 февраля 1954 года), у них отобрали паспорта и военные билеты и вывезли в «дома закрытого типа с особым режимом», созданные МВД в безлюдных глухих местах. А там особо «назойливых» пациентов надзиратели-санитары подвешивали в сетчатых плетёнках на ветках деревьев (это называлось «выводить на прогулку») и забывали на ночь. Беспаспортные и бесправные, на сленге – «самовары» и «чемоданы», они умирали от переохлаждения, помогая государственной
Читатель, надеюсь, не позабыл название книги: «ЖЕНЩИНА И ВОЙНА. От любви до насилия»? Автор не лукавил. Книга начиналась с женских историй, с любви и секса в годину артиллерийских раскатов, и обращена была к женской аудитории. Жестокости войны вытеснили любовь со страниц книги. Но война не могла запретить любовь, она была даже в страшных условиях гетто и лагерей смерти. Нельзя наложить запрет на физиологическую потребность в сексе, пусть даже без любви. Но всё чаще автор вынужден говорить о малоприятном, о женщинах, над которыми навис «человек с ружьём».
Часть II. «Свои» против «чужих»
Чей-то стон стеной ослаблен:
Мать – не на смерть. На матрасе —
Рота, взвод ли побывал?
Дочь-девчонка наповал.
Сведено к словам простым:
НЕ ЗАБУДЕМ! НЕ ПРОСТИМ!
КРОВЬ ЗА КРОВЬ и зуб за зуб!
Девку – в бабу, бабу – в труп.
<…> И ещё через минуту
Где-то тут же, из-за стенки,
Крик девичий слышен только:
«Я не немка! Я не немка!!
Я же полька!! Я же полька…»
Гретхен ответит за своих сыновей
После зверств нацистов на территории Польши и СССР, зная о концлагерях смерти и бабьих ярах, блокаде Ленинграда… хочется быть кровожадным и с ненавистью повторить за Эренбургом: «Берлин ответит за всё». И сейчас невозможно без волнения читать статьи Эренбурга, повторяющего клятву от имени каждого солдата, каждого труженика тыла, каждого военнопленного, каждого входящего в газовые камеры или стоящего у расстрельного рва, от имени каждой истерзанной фашистами женщины: «Берлин ответит за всё».
«Мы ничего не забудем. Мы идём по Померании, а перед нашими глазами – разорённая, окровавленная Белоруссия. Мы и до Берлина донесём неотвязный запах гари, которым пропитались наши шинели в Смоленске и в Орле. Перед Кенигсбергом, перед Бреслау, перед Шнейдемюлле мы видим развалины Воронежа и Сталинграда. Мы много говорили о прорыве ленинградской блокады. Думали мы при этом о самой блокаде, о наших детях, о погибших детях, которые, умирая, молили мать: крошку хлеба! Солдаты, которые сейчас штурмуют немецкие города, не забудут, как матери на салазках тащили своих мёртвых детей. <…> За муки Ленинграда Берлин ещё ответит. <…> Теперь он скоро ответит – за всё. Он ответит за немца, который порол беременных женщин в Будёновке. Он ответит за немца, который подбрасывал детей и стрелял в них, хмыкая: “Новый вид спорта…” Он ответит за немца, который жёг русских женщин в Ленинградской области и хвастал: “Эти русские горят, как будто они не из мяса, а из соломы”. Он ответит за немца, который закапывал старых евреев живьем, так, чтобы головы торчали из-под земли, и писал: “Это очень красивые клумбы”. Берлин ответит за всё. И Берлин теперь не за горами» [41] .
41
Эренбург И. Г.,
Нельзя осуждать солдат, жаждущих мести. Но так же, как пламя лесного костра, повинуясь анархии ветра, легко перебрасывается на жилые дома, так и ненависть к врагу, подталкиваемая призывами к мщению, алкогольными парами вырвавшаяся из бутылки, из ненависти на поле боя превращается в преступную вседозволенность, обращённую против всех, в вакханалию погромов, мародёрств и бесцельных убийств. Гормоны агрессии усиливают сексуальную активность, на животном уровне трансформирующуюся в сексуальную агрессию, неконтролируемую мозгом, и тогда невозможно уговорами и воспитательными беседами остановить необъявленную войну: самцы против самок, мужчины против женщин… «свои против своих».
Женщины, изнасилованные войной. Какой зверь или птица – символ войны? Ворон, чёрный ворон, насилующий женщину на верещагинском поле, усеянном черепами. Это и есть «апофеоз войны» [42] .
Политуправление 3-го Белорусского фронта генерал-полковника Черняховского, начавшего 13 января наступление на Восточную Пруссию, обратилось к войскам: «Солдаты, помните, что вы вступаете в логово фашистского зверя!» Он показался им недостаточно воинственным, и они подкрепили его призывом к насилию: «Солдаты Красной армии, теперь вы на германской территории. Час мести пробил!»
42
«Апофеоз войны» – картина русского художника Василия Верещагина.
Ну что ж, мстить гадам так мстить. Лозунг трактовать можно по-разному, как говорится, в меру испорченности. Эренбург, утверждавший, что солдат Красной армии интересуют не Гретхен, а фрицы, оскорблявшие советских женщин, лукавил. Между строк читалось: «Гретхен ответит за своих сыновей».
Эренбург был талантливым исполнителем, за его пером пристально следил отдел агитации и пропаганды ЦК ВКП(б), который, когда требовалось, вносил в его творчество коррективы. Подстрекательство к насилию привело к тому, что подталкиваемая политработниками Красная армия катком прошлась по немецким женщинам, от малых детей до 80-летних старух. А заодно по полькам, чешкам, венгеркам, сербкам. А когда солдаты вошли во вкус и почувствовали запах женского тела – по остарбайтерам, женщинам, угнанным на работу в рейх, – русским, белорускам, украинкам. «Удар» пришелся по узницам нацистских концлагерей, и это злодеяние начисто опровергает утверждения адвокатов насильников, что массовое изнасилование немок якобы было возмездием и «лишь ответной реакцией». Кому одуревшая от водки армия мстила, насилуя соотечественниц и узниц концлагерей?
Восточные работницы и узницы концлагерей пострадали автоматически. Ведь как кричал, оправдываясь, пойманный на месте преступления Шура Балаганов, бортмеханик «Антилопы-Гну»: «Я не хотел! Я машинально!» – зря ему никто не поверил. А мы перед остарбайтерами повинимся, по этому случаю даже на родном для них украинском языке: «Звиняйте дiвки, малость промашка вишла» («и» произносится как «ы»). Но только не перед Гретхен! Выпив водки для храбрости, орлиным взором окинем округу и возмутимся: «За что извиняться?! Гитлер капут! И ноги на плечи, фрейлейн и фрау!»
Женщины, изнасилованные войной
До того как Красная армия вошла в Германию, сексуальная охота на женщин (соотечественниц-военнослужащих) была привилегией офицерского корпуса (старшего и среднего звена) и генералитета. Младшим офицерам и солдатам почти ничего не перепадало, и они наблюдали со стороны, получив от старших по званию урок нравственности: принуждение к сексу хоть и является нарушением воинского устава, но в военное время начальство в устав не заглядывает. Не сказано же в своде армейских законов, что солдату перед атакой для храбрости положено выпить «фронтовые сто граммов», а ведь наливали, и не по сто…