Женщина, которую я бросил
Шрифт:
– Это в последний раз. Поверьте моему слову. Больше постараюсь не занимать, - увидев девушек, Тагути смешался.
– А, это вы!
– Управляющий с облегчением повернулся к подругам и толстыми пальцами листнул ведомость.
– Ёкояма-сан - две ночные смены. Морита-сан - десять ночных смен. Молодцы! Получайте. Только зря не тратьте.
Вытащив из стола конверты с зарплатой, он положил туда заработок за ночные смены.
Тагути с завистью смотрел на девушек.
Из конторы Мицу и Ёко пошли в фасовочный цех.
– Что за человек этот Тагути-сан?
–
– По уши в долгах, в дом ничего не приносит и еще занимает, чтобы пропить или проиграть в карты.
В обеденный перерыв они часто видели, как Тагути играл с друзьями, устроившись в углу цеха. Мицу знала о нем еще кое-что, но сейчас ей было не до Тагути.
Кончились бессонные ночи, когда она одна в опустевшем цехе промывала спиртом банки, слушая тоскливое завывание ветра. Все! Теперь она хоть сейчас может пойти и купить желтый жакет. Желтый жакет и носки для Ёсиока-сана.
– Ёко-саи!
– Да?
– Мне нужно отлучиться минут на пятнадцать.
– Зачем?
– Хочу кое-что купить.
Мицу сбросила спецовку, надела гэта и вышла на улицу. Холодный ветер крутил пыль возле фабрики.
У ворот стояли Тагути и женщина с двумя детьми: один был у нее за спиной, другого она держала за руку. Ветер донес до Мицу их разговор.
– Идем домой, - женщина была женой Тагути.
– Я не для себя прошу. Детей пожалей.
– А я тебе говорю, что не могу! Не могу, и все, - кричал Тагути, топая ногами.
Мицу не хотела подсматривать чужую ссору и спряталась за приоткрытую дверь.
Вскоре послышался стук гэта и, с остервенением плюясь, мимо нее прошел Тагути.
– У, надоела, - прошипел он.
Жена Тагути осталась понуро стоять у дороги на самом ветру.
– Добрый день, - поздоровалась с ней Мицу
– Ах, это вы! День добрый. Далеко?
– В торговые ряды. Хочу кое-что купить.
– Купить? А мы о покупках и не мечтаем, - она покачала ребенка за спиной.
– Наш папа опять ничего не принес...
Она рассказала, что Тагути ползарплаты тратит на карты и водку, вот и сейчас пошел куда-то, а завтра обязательно нужно уплатить за школьные завтраки сына - уже три месяца не платили, но Тагути до семьи нет никакого дела, он даже ранец не может купить мальчишке.
– Хорошо, что я немного подрабатываю. Вот он и надеется на меня, прямо хоть работу бросай. Но ведь без моих денег нам не прожить...
Она долго жаловалась на свою горькую судьбу. Когда ребенок на спине начинал плакать, женщина шевелила плечами, мальчик успокаивался и, приоткрыв рот, внимательно глядел на Мицу. У него было бледненькое личико, а у губок маленькие прыщики.
– Да, вам не позавидуешь. Но что делать?
– Улучив удобную минуту, Мицу попрощалась и ушла.
К ателье можно было пройти напрямик, через пустырь, и Мицу, которой не терпелось купить жакет, едва не бежала по ухабам и впадинам.
– Пошли домой, мама, - жалобным голоском тянул мальчишка. Ветер донес его плач.
– Идем скорей.
– Ох и надоели вы мне, - сказала женщина.
Пыль,
Плач малыша... жалобы старшего... горестный голос матери... старик в форме Армии спасения, похожий на пугало... женщина, тяжело поднимающаяся по склону... нудный дождь... мокрые окна гостиницы... сырая постель... И еще... Еще голос... Чей-то усталый голос...
«Ты должна вернуться к этой женщине, твои деньги спасут ее и ее детей».
«Но ведь я ночами недосыпала, работала без отдыха», - старалась Мицу возразить этому голосу.
«Знаю, все знаю. И то, что тебе хочется купить желтый жакет, и то, что ты работала ради этого одна, когда все спали. Знаю. Но именно поэтому я прошу тебя отдать тысячу иен мальчишкам и их матери».
«Нет-нет. Почему я? Я здесь ни при чем. Это Тагути-сан виноват, он отвечает за семью».
«Да, но не только он. Все люди отвечают. Надо уметь откликаться на чужое горе, чужое несчастье, принимать их, как свои собственные... У тебя на груди крестик...»
Мицу скорее чувствовала, чем понимала смысл Этих фраз. Перед ней появилось бледное лицо ребенка, его внимательные глаза, розовые прыщики по краям губ. Сердце Мицу заныло. Эти прыщики она была не в силах видеть, но они стояли у нее перед глазами, и это было непереносимо.
Порыв ветра снова запорошил пылью глаза Мицу. Она уже была далеко, но ей по-прежнему слышался жалобный голос мальчика.
Протирая глаза, Мицу возвратилась к женщине.
– Тетя!
– женщина и дети повернулись к ней.
– Сколько вам нужно денег? Я одолжу.
Мицу протянула руку, сжимая в кулаке тысячеиенный билет. Она попыталась улыбнуться, но вместо улыбки получилась жалкая гримаса.
– Только не говорите об этом Тагути-сан.
И тут Мицу внезапно почувствовала боль в запястье.
Эти темно-красные пятна величиной с мелкую монету появились полгода назад. Они не болели и не чесались, но однажды, когда ее обнимал Ёсиока, запястье пронзила острая боль...
Прошло еще полмесяца. Ёсиока по-прежнему не давал о себе знать. Что с ним? Может быть, забыл? Или болен? Да, он, наверное, заболел. Лежит один, и никто за ним не ухаживает. Мицу забеспокоилась. Он, правда, говорил, что приходить к нему ни в коем случае нельзя, но если он действительно болен? Нет, нужно сходить, нужно сходить...
И вот в ясный субботний полдень Мицу надела свою старенькую оранжевую кофточку и вышла из дому.
Проходя мимо ателье мод, она отвела глаза от витрины и ускорила шаг. Она с детства привыкла смирять свои желания.
Где живет Ёсиока, Мицу знала. Получив его первое письмо, она сохранила конверт с обратным адресом. А сегодня достала его и положила в карман кофты. Затем, установив по карте Токио, висевшей в конторе, что квартал Ёсиоки находится недалеко от станции Очаномидзу, она поехала в Синдзуку. Там она пересела на электричку и через двадцать минут сошла. Молодой железнодорожник, которому Мицу показала конверт с адресом, объяснил ей дорогу.