Женщина при 1000 °С
Шрифт:
На следующий день я пошла вместе с ней в школу. Но едва мы вошли в класс, она начала притворяться, что не знает меня, а друзей в классе у нее, судя по всему, не было. Потом выяснилось, что она не владела языком островитян. Хотя преподавание в школе велось на немецком, между собой все дети болтали по-фризски. Это был забавный язык. Кто-то сказал, что фризский – это голландский, потерпевший кораблекрушение. А мне всегда казалось, что он звучит так, как если бы пьяный в дым датчанин, который переплыл через море на английском торговом судне, попытался заговорить по-немецки с голландской торговкой своим телом. Но выражаясь поэтично, скажу, что фризский – единственный настоящий морской язык. Когда Северное море накатывает на берег и заглядывает в прибрежный кабак, оно заказывает пиво на фризском языке.
У
По-моему, сейчас фризы утратили свой морской язык – этим благородным наречием сейчас пользуются всего тринадцать старух в доме престарелых в Хусоме, и надо постараться, чтоб они прожили как можно дольше.
Конечно, я явилась на новое место во всеоружии после того, как со мной обошлись датчане, и твердо решила влиться в коллектив. Это оказалось проще, чем я думала. В этой школе датские пытки не были в ходу. Может быть, из-за того, что немецкий язык был для фризских ребят почти таким же чужим, как и для исландских. Наша учительница, фройляйн Осингха, зорко следила за тем, чтоб никто не остался за бортом. Она была светлая сорокалетняя женщина, похожая на кайру, исключительно красивая своей кроткой красотой – эдакая Марлен Дитрих с пучком, – но любви ей явно не хватало, как и другим женщинам Амрума. Они все были либо вдовы, либо соломенные вдовы. Из мужчин здесь остались всего несколько старцев, которые уже выросли из военных забав и сподобились женского разума. (Мужчины верят в закон об оке за око и зубе за зуб до тех пор, пока эти части тела не начнут отваливаться у них сами собой.)
Этот остров был без пяти минут Fraueninsel – Бабий остров.
Итак, школа встретила меня благосклонно, и, будучи привычной к ветрам островитянкой, я на удивление быстро вписалась в этот мирок. После месяца жизни на Амруме я не только нашла себе подругу-фризку, но и сама начала петь на этом странном языке, который до сих пор болтается у меня в голове, будто истрепанное знамя на заржавленном флагштоке. Мне явно надо завещать свой мозг Музею мертвых языков ООН, подобно тому, как мой Паутль Арасон завещал исландскому Музею фаллосов венец своей плоти, – который во время оно был бесподобен, и которого я отведала в походной кухне близ горы Хердюбрейд, – чтоб он сохранился. Ух, моя собственная жизнь – это такая жуткая коллекция фаллосов!
Фрау Баум была не в восторге от еще одного голодного рта в своем доме. Хотя я знаю, что папа послал ей внушительную сумму на мое содержание. А ведь они были вовсе не бедные. Герр профессор д-р Баум был высокопоставленным и высокооплачиваемым чиновником в Тысячелетнем рейхе. Во Фрисландии он появлялся редко. Не надо забывать, что военным хлопотам сопутствует крайне запутанное делопроизводство, и ему редко доводилось отдыхать от всех этих бумажек и печатей. Их дом на Амруме изначально был семейной дачей, а сейчас они решили, что жене и детям лучше переселиться туда до той поры, пока Германия не выиграет войну.
Английские эскадрильи почти каждый день пролетали над самым островом с соответствующим шумом – атаковать Гамбург или Берлин. Деревенские мальчишки развлекались тем, что считали самолеты и бурно радовались, когда на обратном пути недосчитывались двух-трех. Сам Амрум, разумеется, не был целью для ударов. Он был островом вне войны, самым настоящим убежищем от канонады. Итак, я нашла мирный островок у самого воюющего континента и сейчас, оправившись от нервного потрясения, пыталась наслаждаться этим миром, хотя нам с Хайке предстояло начать нашу собственную войну с фрау.
66
Хайке и Майке
1941
Мы с ней делили комнату – белую известковую пещеру с квадратным окошком глубоко в стене и двумя громоздкими пуховыми одеялами на треножниках, – и постепенно у нее развязался язык. Хайке поведала мне о красивой семейной жизни до войны на четвертом этаже на Пренцлауэр-Берг в Берлине. Ее отец был вагоновожатым, а мама работала по вечерам билетершей в театре. «Она слишком увлекалась кабаре и тому подобным. Судьба наказала ее за то, что она не всей душой следовала за фюрером. Нам всем надо держаться вместе». «Ага, конечно», – думала я, представляя себе моего отца.
Также Хайке рассказала мне о том, какие скудные пайки доставались
После школы мы обходили взморье в поисках пищи: Хайке, Майке и я. К северу лежал остров Сильт, словно белая полоска на стально-сером море, а мы бились с крачками (которые здесь появляются раньше, чем у нас на родине) за их вкусные яйца, ели родимению [131] и высушенные солнцем водоросли, порой жарили угря на палочке. Когда мы замечали у берега любопытного тюленя, Хайке начинала мечтать, как она украдет винтовку Майкиного отца. А у той появилась отличная идея пойти искать плавник [132] . На Амруме была вечная проблема с дровами, а на белопесчаном взморье было много кусков дерева, которые были незаметны, пока не наступишь на них. Мы собрали их в маленькую тележку и потом с трудом потащили ее домой к Майке по дюнам, а после распиливали дерево на куски и при этом радостно пели:
131
Родимения дланевидная – водоросль красного цвета, которую исландцы испокон веков употребляют в пищу.
132
Выкинутые морем на берег бревна и куски дерева.
Так я, сама не подозревая, вступила в сговор с дьяволом. На зябкой границе рейха исландская девчонка закатывала рукава и пилила дрова для топки гитлеровской машины, напевая кровожадные нацистские песни:
Bomben! Bomben! Bomben auf Engelland!Потом мы зашли в дом и получили домашний хлеб в обмен на дрова. Но наша фрау пронюхала об этом и потребовала показать ей добычу, которую мы принесли домой. Разумеется, то, что ее квартирантки выносят свой голод в чужие дома, сильно портило репутацию ее хозяйства. Так что наш первый «улов» безвозвратно канул в ее кладовой, и мы увидели из него разве что добавочную четвертушку хлеба к следующему завтраку.
133
Вперед на врага! Вперед на врага! Бомбы на Англию! (Нем.)
Кроме семьи Тиков, фрау Баум была единственной в деревне немкой, и фризы, честно сказать, ее недолюбливали. В сущности, фризы похожи на исландцев: свободны духом и самостоятельны по характеру, ведь говорят, что они потомки вендов – воинственных полувикингов, которые отважно плавали под парусом из страны в страну и не считали свой хлеб по кусочку. Тогда мы решили в следующий раз отнести добытую еду домой к Майке – там мы устроили себе собственную кладовую в сарайчике. Туда мы и направлялись прямо из школы и пировали до самого ужина. Редко когда хлеб с сыром казался таким вкусным. Но когда фрау заметила, что у нее дома мы вяло едим, она продолжила гнуть свою линию: