Женщина-призрак
Шрифт:
Да, казнь состоится через три дня. Бескровная смерть.
— Ничего не поделаешь, — спокойно сказал Гендерсон. Он все понял.
— Послушай… — начал Ломбар.
— Все в порядке, — перебил его Гендерсон. — Я все понял по твоему лицу. Не стоит говорить об этом.
— Я снова упустил ее. Она улизнула!
— Я сказал — не стоит говорить об этом, — терпеливо Повторил Гендерсон. — Я могу понять все, и незачем об этом говорить. — Казалось, он хочет подбодрить Ломбара.
Ломбар присел на край койки. Гендерсон на правах «хозяина»
Единственным звуком в камере был хруст целлофанового пакета из-под сигарет, который держал в руках Гендерсон.
— Она обманула меня, — пробормотал Ломбар. Гендерсон удивленно посмотрел на него и на свою руку, как будто впервые видел ее.
— Это моя старая привычка, — сказал он робко. — Я никогда не мог от нее избавиться. Ты помнишь? Я всегда мял что-нибудь в руке. В поезде, у врача, даже театральную программку… — Внезапно он замолчал и уставился на Ломбара, — Я помню, что в тот вечер с ней я тоже мял программку… Забавно, как вдруг иногда вспоминаются мелочи, хотя надо припомнить что-нибудь более важное, что могло бы мне помочь… В чем дело? Почему ты так смотришь на меня?
— Ты, конечно, выбросил ее? В ту ночь. Ты оставил. ее на сиденье, как делают все люди?
— Нет, она взяла ее себе, насколько я могу вспомнить. Попросила ее у меня. Она сделала какое-то замечание насчет того, что это останется у нее в памяти. Точно не помню. Но я знаю, что она сохранила программку. Я заметил, как она положила ее в сумку.
Ломбар встал.
— Этого мало, но если бы мы могли достать…
— Что ты имеешь в виду?
— Это — единственное, что мы знаем о ней. Она сохранила программку.
— Но нам неизвестно, хранится ли она у нее до сих пор, — заметил Гендерсон.
— Если она с самого начала решила ее сохранить, то она все еще у нее. Такие вещи, как театральная программка, люди или хранят, или сразу же выбрасывают. Существует всего один путь. Если мы сумеем убедить ее открыться, не объясняя причины, и она появится, то мы автоматически получим то, что нам надо.
— С помощью объявления?
— Чего-то в этом роде… Люди коллекционируют черт знает что: марки, монеты, пуговицы, морские камни, куски дерева. Они часто платят огромные деньги за то, что кажется им сокровищем, хотя в глазах других людей это обыкновенный мусор. Они теряют всякое чувство меры, когда речь заходит об их коллекциях.
— Ну?
— Допустим, я коллекционирую театральные программы. Капризный, эксцентричный миллионер, швыряющий деньги направо и налево. Это больше, чем хобби, это — страсть, она охватывает все мое существо! Я должен иметь все программки города, сезон за сезоном! Я внезапно возник из ниоткуда и помещаю объявление.
— В твоем предложении есть изъян. Какую феноменальную цену ты можешь предложить, чтобы привлечь ее внимание? А вдруг она богата?
— Допустим, что она небогата.
— И все же я не вижу, почему она должна среагировать на это.
— Для нас программка — ценная
— Все это слишком тонко.
— Конечно, — согласился Ломбар. — Один шанс из тысячи. Но мы должны им воспользоваться. У тех, кто ничего не делает, ничего и не получается. Я попробую. У меня есть ощущение, что это сработает.
Ломбар направился к выходу.
— Это же продлится долго, — сказал вслед ему Гендерсон.
— Я еще приду к тебе.
«Он сам в это не верит», — подумал Гендерсон, когда за Ломбаром закрылась дверь.
В рубрике объявлений всех вечерних и утренних газет можно было прочитать следующее:
«ОБРАТИТЕ ВАШУ СТАРУЮ ТЕАТРАЛЬНУЮ АФИШУ В ДЕНЬГИ!
Богатый коллекционер, находящийся в городе с кратковременным визитом, заплатит за предметы для своей коллекции. Страсть всей жизни. Принесите их ему! Неважно, старые или новые! Особенно желательны: программки мюзик-холлов и разных ревю последних сезонов, отсутствующие в коллекции в связи с пребыванием владельца за границей.
Альгамбра, Бельведер. Казино, Колизеум, Д. Л., 15 Франклин-сквер.
Программки принимаются только до десяти часов вечера пятницы. Потом коллекционер уезжает за город»
Глава 19
День казни
В девять тридцать в магазине находились лишь Ломбар и его юный помощник.
Ломбар тяжело опустился на стул, вздохнул и вытер вспотевший лоб. На нем была рубашка с отложным воротничком. Он достал из кармана носовой платок и вытер посеревшее лицо.
— Ты можешь идти, Джерри, — сказал он, — через полчаса я закрываю.
Худой юноша лет девятнадцати подошел к нему.
— Вот тебе пятнадцать долларов за три дня, Джерри, — сказал Ломбар, протягивая ему деньги.
— Завтра я вам не понадоблюсь, мистер? — разочарованно протянул тот.
— Нет, завтра меня уже тут не будет. Хотя я скажу тебе, что надо сделать. Ты можешь продать все ненужные бумаги. За макулатуру ты получишь немного денег.
— Вы хотите сказать, мистер, что усердно покупали все эти бумажки целых три дня, чтобы выбросить их? — удивленно сказал юноша.
— Это выглядит странно, — кивнул Ломбар, — но пока помалкивай об этом.
Юноша ушел. Ломбар знал, что тот считает его сумасшедшим, и не порицал его. Он сам чувствовал себя безумным.
Эта идея была безрассудной с самого начала.
Едва ушел юноша, появилась девушка, Ломбар обратил на нее внимание лишь потому, что она долго смотрела вслед его помощнику. Никого. Ничего. Только девушка. Прохожая. Она посмотрела на дверь и прошла мимо с мимолетным любопытством на лице. На мгновение ему показалось, что она собирается войти.