Женщина с берега
Шрифт:
— Но… ты еще не сказал нам: какая же опасность подстерегает путников в этом лесу? Посмотрев на них, крестьянин сказал:
— Разве вы сами не поняли? Там по-прежнему обитают девственницы из Варгабю. Жители деревни спокойно ходят по лесу, не встречая никаких привидений. Но если в лес войдет кто-то чужой… Они приведут его по скрытой от глаз тропинке прямо в Варгабю.
— Почему же? — с оттенком презрения спросил Дидерик.
— Потому что девственницы по-прежнему ищут Врета Йоара Ионссона, а также его сына. Но прежде всего — Йоара. Разве могут духи знать, что человек этот умер несколько столетий назад? Они продолжают
— Но ведь они же не могут убивать живого человека?
— Нет, они не убивают людей, они только сводят их с ума, так что те уже не могут выбраться из леса.
— И такие случаи уже были? Кто-нибудь пропадал в лесу?
— Не знаю. Все это только предание. Но мы, во всяком случае, туда не ходим.
Вздохнув, господин Натан сказал:
— Должен сказать, это очень уж подробное и прозаическое предание. Откуда могут быть известны все эти детали? В особенности, если человек там никогда не бывал. Или если никто не возвращался оттуда живым.
— Да, — раздраженно ответил крестьянин. — Следует исходить из того, что на протяжении столетий предание это обрастало всякими подробностями.
— Наверняка, — кисло заметил Дидерик. — Ну, что, мои попутчики? Вы очень напуганы тем, что услышали?
— Лично я — нет, — сказал священник. — Со мною мой Бог.
— А ты, Хавгрим? Что молчишь? Молодой человек покачал головой.
— Прекрасно, — сказал Дидерик Сверд. — Спасибо за приятную беседу, дорогой селянин! Ты отменный рассказчик! Но мы не станем возвращаться назад в Моору. Рано утром мы отправимся напрямик в Херьедален.
Крестьянин вздохнул.
— Я понимаю, что не могу удерживать вас. Ладно, наша пастушка покажет вам дорогу на первом отрезке пути. Никто не знает лес лучше нее, и она никогда не бывала заколдованной. Мать, приведи-ка ее!
— Пастушка? Маленькая девочка? — с восторгом произнес Дидерик. — Хорошее общество для полного жизненных сил мужчины!
Крестьянин ничего на это не ответил, ожидая, когда жена приведет пастушку.
И когда Дидерик Сверд увидел ее, у него отвисла челюсть. Это было вовсе не то, что требовалось мужчине его калибра! Ей было уже под шестьдесят. Костлявая, морщинистая, изможденная постоянными заботами о скотине в кишащих дикими зверями лесах.
— Это Барбро, — сказал крестьянин. — Я понимаю, что вы ожидали увидеть молоденькую пастушку, но Барбро всю жизнь звали пастушкой, потому что она выросла без родителей и так и осталась одинокой с тех самых пор, как поселилась во дворе у моего отца. Ты уверена в том, что можешь провести этих господ на безопасном расстоянии мимо Варгабю, чтобы они дальше пошли напрямик к Лилльхердалу и Свегу, Барбро?
— Конечно, — кивнула старуха и залопотала что-то на непонятном им языке.
— Нет, постой, — сказал Дидерик, вставая во весь свой рост. — Нам нужен проводник, которого бы мы понимали!
— Извините, господа, — спохватилась Барбро. — В молодости я целый год служила у сестры помещика, когда она вышла замуж и переехала в Гагнеф. И я до сих пор помню их язык, такой странный…
Этот язык был странным для нее, но понятным для них. Конечно, она говорила не на чистом шведском языке,
— Ну, ладно, — согласился Дидерик, хотя в голосе его чувствовалось презрительное превосходство. — Нам остается теперь пожелать всем спокойной ночи и идти спать. Я мог бы, конечно, предложить кому-то из служанок нагреть мне постель, но сейчас я что-то устал. На рассвете мы тронемся в путь.
Крестьянин кивнул. Он проводил взглядом приезжих, когда они встали и вместе с Дидериком направились на ночлег в другой дом, находящийся в усадьбе. Когда они проходили мимо крестьянина, он посмотрел в глаза третьему. Взгляд незнакомца был преисполнен симпатии и внимания. Этот человек очень хорошо понимал, у кого из присутствующих были возвышенные помыслы и человеколюбивый склад характера.
Крестьянин был ему благодарен за это».
В коридоре, возле комнаты Андре, шумели вновь прибывшие. Отложив рукопись и закрыв глаза, он ждал, пока все успокоится и затихнет.
Луна освещала комнату холодным сиянием. Андре встал и задернул шторы.
Через полчаса все снова стало тихо, и он продолжал чтение.
4
«Маленькая Кайса выгнала животных на пастбище, уселась на склоне холма и стала смотреть за ними. Коровы всегда паслись поблизости, но с овцами было много хлопот, им хотелось уйти подальше. Но теперь все они лежали и пережевывали жвачку. Это был для нее час долгожданного покоя.
Рядом с ней лежала палка, чтобы отпугивать диких зверей, а также рожок, в который она могла дуть в случае опасности. Она вся была пропитана страхом с тех пор, как ее в первый раз послали одну на пастбище. Тогда ей было семь лет. Теперь ей было восемнадцать, хотя она этого не знала точно, поскольку в Варгабю не очень-то следили за ходом времени. Дни и годы протекали в непрерывном труде, да и кто будет вести счет дням, когда нужно прежде всего прогнать со двора голод, холод и нужду?
Взгляд у нее был мечтательным, особенно это стало заметно в последнее время.
Многие усадьбы стояли пустыми уже пять лет, после эпидемии чумы. Впрочем, вряд ли это была чума, скорее всего это была какая-то инфекционная болезнь, унесшая более половины населения деревни. Дом Нильса Эрса готов был развалиться, теперь на этом месте бродили козы. В хлеву Олы Бранта поселились совы, страшно кричавшие по ночам.
В деревне не оставалось ни одного молодого парня.
Сначала Кайса не понимала причины своей тоски, которая становилась все сильнее и сильнее, разрывая ее на части. В таких случаях она стояла над обрывом и смотрела вниз, где протекала река. «Возьми меня с собой, — без слов умоляла она. — Унеси меня к тому, что маячит вдалеке и манит к себе…»
Она попросила разрешения уехать из Варгабю. Ей хотелось взглянуть на людей, узнать что-то новое.
Теперь она кое-что уже знала.
На прошлое Рождество она ходила к заутрене в эльвдаленскую церковь. Там она видела молодых мужчин и парней, и она поняла, чего ей так не хватало.
Ей не хватало другого человека, друга. Того, кто удовлетворил бы ее потребность дарить и получать взамен нежность. Того, кто заключил бы ее в объятия — и кого она могла бы обнять. Того, кто мог бы затушить огонь в ее теле, разгорающийся с каждым годом все сильнее.