Женщина с изъяном
Шрифт:
— Я…
Даже в полутьме холла я видела, как к ее бледным щекам прилила краска.
— Ты боялась, что я ненароком угроблю Даниэля, я поняла. Даже не рассчитывай. Он намерен опекать тебя до тех пор, пока ты не придешь от этого в бешенство, и даже после.
Это был несвоевременный, глупый разговор, способный стать скорее помехой, и я развернулась к мужчинам, сочтя, что просить Агату вернуться в комнату будет лишним. Она все равно не уйдет, а время и силы я потрачу на уговоры понапрасну.
— Как давно это продолжается?
— Со вчерашнего
Сейчас он казался моложе и сильнее, хотя должно было быть наоборот. На то, чтобы поддерживать барьер, ему должно было потребоваться много сил, но выглядел он так, словно наоборот подпитывался от происходящего.
Темная сторона Луны, оборотная сторона силы.
Вероятно, он и правда был Даниэлю больше отцом, чем маркиз Ришар.
— По всей видимости, с тех пор, как меня забрали, — сам Лагард подошел к окну, выглянул наружу. — Пострадавшие?
— Никого, — Руперт повернул голову к нему, но с места не двинулся. — Мне удалось выпустить Клару, когда началось. Марта и Айрис прячутся в кухне.
— Кажется, завтра мы останемся без кухарки? Кто не сбежит из этого дома после такого? — Даниэль опустил штору и бросил на него быстрый взгляд, от которого у меня предательски скрутило низ живота.
Это был взгляд разбойника, авантюриста, искателя приключений, но точно не благородного маркиза. Он упивался этой опасностью, ловил ее на каждом вдохе, старался сохранить в памяти всякую мельчайшую деталь. В этом не было ни безумия, ни страха, лишь тщательно сдерживаемый восторг человека, наконец почувствовавшего себя безоговорочно живым.
— Ничего, я неплохо готовлю, — чтобы избавиться от неприличной сейчас улыбки, я шагнула к Руперту, и мы с ним вздрогнули одновременно.
То, что сходило с ума, завывая снаружи, ударилось в дверь, — ему потребовалось больше суток, чтобы прогрызть крошечную щель в наших заслонах, но оно ее прогрызло.
Агата коротко вскрикнула, и тут же зажала себе рот руками. Как выяснилось, она верила нам троим настолько, что в самом деле готова была доверить свою жизнь.
Именно она не побежала прятаться, предпочтя либо умереть рядом с Лагардом, либо стать свидетельницей его победы, и я резко вздохнула, соглашаясь с самой собой, что это уже было чересчур.
— Руперт, дайте нож.
— Зачем?
Это не было недоверием, но было многолетней привычкой — не доверять безопасность Даниэля никому, кроме самого себя. Почти смешно, учитывая все, что Лагард проделал фактически на моих глазах.
Я посмотрела на него, не считая нужным объяснять, и одновременно неслышно приблизившийся сзади Данияль протянул мне рукоятью тот самый кинжал, что я держала при себе в порту.
— Что ты собралась делать?
— Не резать себя, не беспокойся. Это уже не поможет.
Я проверила лезвие на строту, взяла кинжал удобнее, и Даниэль перехватил мою руку.
— В этом нет необходимости.
Его глаза снова были темными, а взгляд спокойным. Он действительно все для себя
Выбирая между нами и Рошеном, он выбрал.
Не будучи до конца уверенной в том, что еще и в какой момент он может выкинуть, я сжала его запястье.
— Его здесь нет, ты же знаешь.
— Знаю. Но где-то он точно есть, и это где-то — поблизости.
Вот теперь в его голосе послышалась тщательно сдерживаемая, выверенная, но опасно-холодная злость.
Вознамерившись убивать без раздумий, оглядки и пощады, его несостоявшийся брат не явился лично, предпочел отсидеться в стороне, дожидаясь, пока творение рук его перемелет наши кости в муку.
Бездарное творение, следовало отметить. Мощное, смертоносное, но напрочь лишенное изящества.
То, что сотворил в развалинах Даниэль, было почти искусством.
— Поблизости — где? В роще? В городе? Если потянешься к нему, как минимум, превратишь сад в выжженное поле.
— Я дотянусь, Даниэла.
— И скольких убьешь вместе с ним?
Я не упрекала его, не пыталась отговорить, но теперь Даниэль смотрел на меня испытующе.
После долгого перерыва его сила была слишком нестабильна, непозволительно опасна. Пусть небольшой, но риск, что он свихнется так же, как свихнулся Рошен, заставлял меня держаться за него намертво.
— Думаю, десятка полтора монахов максимум, — он все-таки ответил, но подобие улыбки, мелькнувшей на его губах, заставило меня выдохнуть с облегчением.
— Поверь, от них проблем будет еще больше, когда они придут к твоему забору, чтобы требовать справедливости.
Прося у Руперта нож, я была почти уверена, что руки у меня будут трястись, но они, как ни странно, не дрожали.
Тело вспомнило само — ощущение бесконечного могучего потока и собственной причастности к нему. Он закручивал вихрем, принуждал расправить плечи и поднять подбородок, наслаждаясь дарованной мне возможностью быть иной.
Зачищать пространство мне нравилось еще больше, чем лечить. Имея дело даже с самыми отвратительными, самыми жуткими сущностями, я наслаждалась каждым мгновением, каждым новым знанием о том, что мир гораздо больше и многограннее, чем люди привыкли видеть.
Вот только до недавнего времени я была уверена в том, что плата за эту исключительность — полное одиночество.
Лезвие вошло в дубовую обналичку двери так легко, что за моей спиной, кажется, вздрогнула Агата. Она не предполагала в хрупкой маркизе такой силы, а я почти отвлеклась от своего занятия, пораженная мыслью о том, что мне нечего будет ей сказать, если она спросит. Во все предыдущие разы, когда мне доводилось делать нечто подобное, я была уверена, что работаю на том, что принес мне этот бесконечный поток, что эта сила не моя, а его — заимствованная, доверенная мне на время. Теперь же она ощущалась такой же частью меня, как рука или ухо, и я вырезала первый символ даже глубже, чем собиралась изначально.