Женщина с Мальты (сборник)

Айронс Эдвард Сидни

— Мы должны остаться друзьями, Ганс. У нас трудная дорога впереди. Мы не должны ссориться. Понятно?

Ганс кивнул головой в знак согласия, но Дарелл видел, что все это ему очень не по душе. Они вошли, наконец, в помещение склада — надо было проверить еще раз альпинистское снаряжение и все остальное.

В шесть часов Дарелл взял напрокат машину — маленький «Моррис», чтобы не привлекать внимания, и поехал в город. Равалпинди был более цивилизованным городом, чем Карачи. На каменных зданиях, принадлежащих правительственным учреждениям и богатым владельцам, были даже номера. Широкие современные улицы утопали в зелени. Повсюду встречались военные — с красивыми кожаными портупеями, в высоких ботинках, блестящих на солнце. Дарелл успел переодеться

в белый костюм, приняв предварительно прохладный душ. Полуденная жара спала, и по улицам бродили группы туристов-европейцев. Магазины тоже уже открылись.

Дарелл свернул с центральной улицы Лиагат Гарден в лабиринт кривых улочек и сразу очутился в атмосфере средневекового города. Пенджабцы, сикхи, пазаны и шинварцы с большими кожами на расшитых поясах, опрятные и чистые индусы, гордые арабы в развевающихся одеждах «кейфэас» заполнили улицы, торговали, говорили на десятках языков, хотя преобладал урду. В воздухе стоял запах керосина.

Свернув на улицу, ведущую к базару Джихандра, Дарелл понял, что здесь ему не проехать. Дорога была перегорожена толпой, которая собралась на углу вокруг человека в грязной одежде и не менее грязном тюрбане. Дарелл остановил машину и в то же мгновение увидел, как люди яростно набросились на несчастного. Одни ожесточенно били его кулаками, другие бросали в него камни, что-то при этом крича. Какой-то лейтенант-пакистанец попытался прорваться к бедняге, но это ему не удалось. Тогда он прибегнул к испытанному средству — поднял дубинку и начал размахивать ею направо и налево. Не выходя из машины, Сэм увидел, что лейтенант все-таки добрался до человека в грязной одежде. Продолжая действовать дубинкой, он потеснил толпу, и она начала расходиться, тем более что в любой момент могли нагрянуть и полицейские.

Молодой лейтенант подошел к лежащему человеку, оттащил его от края тротуара и прислонил к стене дома. Лысая голова несчастного безвольно наклонилась в сторону и осталась в таком положении. Человек был мертв. Толпа же, мгновенно взорвавшаяся от ненависти, так же быстро успокоилась. Таковы были законы рынка, жизнь шла своим чередом. Лейтенант увидел Дарелла и подошел к нему.

— Извините, сэр, — он говорил на отличном английском, — вы видели, что здесь произошло?

— Не все. Я мало что понял в этой суматохе. Он мертв?

— Да. По их словам, это вор. Он украл шесть рупий у Мухаммеда Джангара — местного торговца медными изделиями.

— Шесть рупий — не так много.

— Да, но это достаточно большая сумма для Джангара. И кроме того, здесь важен принцип, а не деньги. Если тебя поймали на месте преступления — получай свое. Так вы ничего не знаете? Тогда извините, мне надо убрать тело.

Мертвец лежал у стены, как груда тряпок. Тощая облезлая собака обнюхивала его пятки. Больше никто не обращал на него внимания. Инцидент был исчерпан. Один человек умер, но своей смертью он освободил жизненное пространство для миллионов других.

Сверджи Хамад Искултан, толстый благодушный человек, имел трех жен и бесчисленное множество детей. Часто он не мог даже вспомнить, кого из них как зовут. Зато он отлично помнил детали всех деловых операций, в которых участвовал. Он вел двойную жизнь. В чайной на базаре Джихандра, которая ему принадлежала, всегда кипело несколько русских самоваров. В ней бывал самый разный люд: факиры, бродячие актеры, торговцы наркотиками, купцы, проститутки, шулеры, убийцы.

Его заведение было хорошо известно в Вашингтоне на Аннаполис-стрит. Толстяку там не доверяли. Его интересовали только деньги, которые платили за информацию, нередко достаточно ценную. Однако он был готов продать ее любому, кто больше заплатит. Было известно, что он продал сведения, касающиеся военных дел, индийскому правительству, сообщил Пакистану о секретных планах Афганистана, информировал заинтересованных лиц о передвижении китайских войск на Тибете и многое другое. Он был полезен многим. Может быть, только поэтому он еще ходил по этой грешной земле.

Дарелл

уже был здесь однажды. Хотя с тех пор прошел год, он не сомневался, что Хамад узнает его. Толстяк никогда не забывал своих деловых партнеров. У него всегда была для них информация, конечно, за деньги, и у Сэма было с собой пять тысяч долларов, полученных от Генри Калингера еще в Истамбуле.

Сэм вошел в чайную и сел за дальний столик, стараясь не привлекать к себе внимания. В чайной было полно народу, жизнь кипела. Он подождал, пока официант в грязных шальварах принесет ему чай, и стал наблюдать за муллой, который молился в стороне с закрытыми глазами, будто никого вокруг не было. Зеленый тюрбан на голове муллы означал, что он совершил паломничество в Мекку. Дарелл не спеша пил чай и ждал. Ждать пришлось недолго.

Маленький загорелый мальчик-араб с длинными волосами подошел к нему и попросил следовать за ним. Он говорил на урду:

— Искултан имеет честь пригласить вас к себе в гости Он хочет вас видеть.

— Где?

— В своем кабинете, сэр. Пожалуйста, следуйте за мной.

Сверджи Хамад сидел в темном кресле. Рядом с ним на низком столике лежала стопка бумаг, придавленная полупустой бутылкой от «пепси». На потолке работал электровентилятор, и бутылка не давала бумагам разлететься. Сверджи не говорил по-английски. Он хорошо знал несколько местных диалектов, урду и отлично французский, которым и предпочитал пользоваться при таких встречах.

— А, это вы, мистер Дарелл. Пожалуйста, располагайтесь, как дома.

— Спасибо, я очень рад нашей встрече. Как поживаете? Как самочувствие?

— По-прежнему толстею. Приобрел астму. Завел новую жену.

— Как дети?

— Они съедят меня живьем. Никто из них не в состоянии заработать себе на жизнь. Все лежит на мне. Но это неважно. Важно, что я снова вижу вас. Очень рад.

— Я подумал, может быть, у вас найдется что-нибудь интересное для меня, — в тон ему ответил Сэм.

Все это являлось лишь преамбулой. Главный разговор был впереди. Сверджи начал жаловаться на тяжелую жизнь, и Сэм намекнул, что может ему помочь.

— Конечно, кое-что для вас у меня найдется, — важно проговорил Сверджи.

— Я куплю ваши сведения. Что у вас есть?

— Много чего. Но кое-что идет дороже, чем обычно.

— Цена зависит от качества.

— Ваша страна богата, — сказал толстяк с наивным видом. — Всем известно, что американцы сорят деньгами. Тратят их и на друзей, и на врагов.

— А себя вы к кому относите?

— Я друг, — толстяк мягко засмеялся. — Я давно вас поджидаю. У меня есть важные новости.

— Мне нужны сведения об Эрнсте Бергмане, геологе, который исчез в Равалпинди около месяца назад.

— Постараюсь что-нибудь выяснить, но я думал, что вам будет интересно узнать кое-что о «Красном гобое».

Чтобы скрыть волнение, Дарелл закурил сигарету, но закуривал дольше, чем нужно, и толстяк это заметил.

— Я куплю о нем все, — тихо сказал Сэм.

— С вами, мистер Дарелл, очень приятно работать. Вы его знаете?

— Слышал о нем, и не один раз. Он в Равалпинди?

— Мне сказали, что да.

— Кто сказал?

— Рамон — очень уважаемый здесь человек.

«Красный гобой». Это было чье-то прозвище, но конкретно о нем ничего не знали даже в К-секции в Вашингтоне. Это имя было связано со многими громкими делами, но ни одно из них не было раскрыто до конца. «Красный гобой» появился на горизонте шесть лет назад в связи с кражей сведений о секретных ракетах на одной натовской базе в Италии. В это дело была вовлечена молодая девушка лет семнадцати. Она была из богатой знатной семьи. Звали ее Испиглия. Ее нашли на улице жестоко избитой. У нее была сломана челюсть и выбиты зубы. Описать избившего ее человека она не могла и только твердила, какой он красивый и как романтична и прекрасна была их любовь. Больше она ничего сказать не успела. Ее последние слова были о том, что он называл себя «Красным гобоем». Она добывала ему сведения через брата, который работал на этой базе.