Женщина с Мальты (сборник)
Шрифт:
— Минуточку, — сказал Дарелл. — Откуда вы звоните?
— Из дома Генерала, естественно.
Дарелл увидел, как дернулась голова Виттингтона. Взгляд старика выражал недоумение и неверие в то, что сказал Перес. Барни Келз прошел к окнам, откуда просматривалась улица и дом Кортесов. Вскоре вернулся с кривой гримасой на лице.
— На верхнем этаже горит свет, — буркнул он. — Убью тупого недоумка, который проворонил Переса.
Дарелл старался не выражать эмоций, когда спросил:
— Как вы попали в дом, профессор?
Перес довольно
— Выставили посты?
— Не без того.
— Прошел задами. Теперь могу с вами поделиться, как мне это удалось.
— Вы бы не прошли, сеньор.
— Я не только прошел. Еще и бомбу пронес!
Виттингтон аж подпрыгнул на стуле, как будто от удара электрическим током.
— Я не верю вам, профессор, — сказал Дарелл. — Вы не могли пройти с бомбой незамеченным.
— Но я же здесь. А вот и бомба. Я уже звонил Генералу. Вам ведь известно его местонахождение. И он теперь тоже знает, где нахожусь я. Уж будьте любезны, прикажите своим молодцам не двигаться с места, пока я не закончу разговор, ясно? Никто не должен приближаться ни к моему дому, ни к отелю Уэра, где в данный момент пребывает Генерал. Никто! Это — приказ.
Перес говорил визгливым, тонким голосом. Создавалось впечатление, словно кто-то трогает туго натянутую скрипичную струну. Наверное, последние часы и события настолько взвинтили этого человека, что нервы его того гляди не выдержат и начнут рваться.
Дарелл произнес как можно ровнее:
— Никто не двигается, профессор.
— И не смейте.
— Вы хотели объяснить, как попали в дом.
— Понаставили топтунов?
— Конечно.
Перес опять хихикнул.
— Бомба оказалась не очень тяжелой. Ее можно нести в руках.
— Вас все равно заметили бы.
— Конечно заметили, только не меня, а старуху, толкающую перед собой тележку, в которой лежала бомба. Я вошел через гараж. Не очень-то удобно, скажу я вам, передвигаться в женском платье. Но так уж у меня было задумано с самого начала. Нужно мириться с трудностями и быть готовым к худшему. Так я и поступил.
— Пожалуйста, обождите минутку, Перес, — попросил Дарелл. — Хочу проверить то, что вы сказали, если будет возможно.
— Прекрасно. Но никаких действий! Я вас предупредил.
Дарелл прикрыл трубку рукой и поднял глаза на Барни Келза. У того был вид — хоть в гроб клади. Побелевшие от гнева губы кривились.
— Ну?!
Барни кивнул:
— Он говорит правду. Прошел в дом, переодевшись в старуху.
— Твой сотрудник следил за переулком и предполагалось, что будет сообщать о всех, кто входит и выходит.
Барни Келз не отрывал взгляда от своих рук — их била крупная дрожь.
— Это Вердон. Он — хороший парень. Он видел женщину с тележкой. Пытался дозвониться, но линия была занята.
— Некоторое время назад я говорил с Вашингтоном, — вмешался Виттингтон.
— Здесь не один телефон.
— Но в комнате с окнами на подъездную аллею только один аппарат, оправдывался Келз. — Нас прямо
— Зачем?
— Считает, что пора приступать к делу. Больше не хочет там околачиваться.
— Теперь уже поздно, — упавшим голосом произнес Виттингтон.
Дарелл взглянул на него:
— Читаете мои мысли.
— Порасспрашивай Переса, — сказал Виттингтон.
Дарелл продолжил прерванный разговор.
Он вдруг вспомнил, что никогда не встречался с Пересом, даже вблизи не видел, хотя знал предостаточно: часами здесь изучал фотографии и досье. Богатые родители Генерала дали образование талантливому крестьянскому мальчику, послав учиться в Европу, а затем в Соединенные Штаты, в технологический институт. Знал о фанатической преданности Генералу, слепой и безглядной, несмотря на все пороки последнего — злоупотребления властью, жестокость, похоть и прочие отклонения от общечеловеческих норм. Хуану Пересу даже в голову не приходило надо всем этим задуматься.
Голос в трубке зазвучал угрожающе:
— Заставляете себя ждать, мистер полицейский.
— Меня зовут Дарелл.
— Ваше имя не представляет никакого интереса, если только вы не уполномочены вести переговоры.
— Так оно и есть, — подтвердил Дарелл.
— Тогда слушайте внимательно. Я предъявляю свои требования и уверен, что вы с ними согласитесь. Первое — вы должны понять, что бомба, которая лежит рядом со мной, — заряжена. Взрывной механизм приведен в боевую готовность. Простое нажатие на кнопку вызовет ядерный взрыв и уничтожит тысячи и тысячи ни в чем не повинных людей в округе.
— И вас в том числе, — уточнил Дарелл.
— Я не в счет. Я готов умереть.
— Верю, — сказал Дарелл.
— Очень хорошо. Тогда можно продолжать. Я намереваюсь оставаться здесь, на этом чердаке, и бодрствовать двадцать четыре часа. А вы все это время будете находится там, где находитесь сейчас. И не причините вреда ни Генералу, ни его дочери, ни его яхте. Я ясно выражаюсь.
— Достаточно ясно. Это — шантаж. Гораздо больше, чем обыкновенный шантаж, сеньор. Это — жизни тысячи ваших соотечественников, разрушения и заражение огромных площадей в самом центре города. Это — последующие психологические и политические последствия, к которым приведет ядерный взрыв в Нью-Йорке. Можете себе представить, что будет?
На лбу Дарелла выступил пот.
— Даже очень.
— Итак, вы соглашаетесь! — Бесстрастно, безапелляционное утверждение, которое, как показалось Дареллу, не могло принадлежать человеку в здравом уме.
— Значит, вы требуете двадцать четыре часа свободы действий для Кортеса, чтобы он беспрепятственно вывез из страны остальные бомбы, сказал Дарелл.
— Вот именно.
— А если нет, вы взрываете бомбу.
— При первом же агрессивном поползновении против меня. Я сделаю это, уверяю вас.