Женщина-трансформер
Шрифт:
От этой мысленной оплеухи мне стало поспокойнее. Тоже мне, умственная нимфоманка… Я вынула шланг из последнего ведра, но не спешила сообщать Глебу, который ждал моего сигнала у колодца, что вёдра набрались полные. Вода хлынула мне на руку, которую я специально подставила под струю. До чего же ледяная! Лужа разливалась по двору. Ударит мороз, вот будет Глебкиной семье каток! Подарок от друга. Но я всё лила на руку воду, терпела и терпела.
«Титаник» потряс меня, потряс до самых глубин души и мозга. Как, как они там бултыхались, когда солёная океанская вода была ниже нуля градусов? Каким надо быть супер-Ди Каприо, чтобы самому барахтаться в ледяной воде, а свою толстомясую кобылицу загнать на крышку рояля – как бы не замёрзла! Вот это любовь!
Но дело даже не в Ди Каприо. Просто с тех самых пор, после первого просмотра фильма про несчастный «Титаник», ледяной ужас возвращает меня к реальности. Помню, я однажды набрала ванну холодной воды и ринулась в неё, окатив взрывной волной весь санузел до потолка. О, ужас! О, холод! Бедные, бедные, бедные пассажиры и обслуживающий персонал! Как им было плохо… Сознания я никогда до этого не теряла, крепкая у меня головешка, но тут зрение отключилось, мозг, готовый взорваться, отдал последнюю команду: покинуть судно! И моё тело кое-кое-как вывалилось из ванны на пол…
Так что и сейчас уняла меня ледяная колодезная водичка. До нуля градусов ей было далеко, но и этого хватило. «Отключай!» – крикнула я Глебу. Струя воды истончилась, шланг хлюпнул, выплюнул несколько последних капель и замер.
Домой – если не сегодня вечером, то завтра прямо с утра. Домой, чудо в перьях…
А праздник начался как-то стремительно. Я только и успела, что дорезать и ссыпать в тазик те овощи, что мне выдали. Их тут же у меня уволокли, поручили расставить рюмки возле тарелок – батюшки, а стол-то в большой комнате уже готов! Да не один, а несколько, сдвинутых в длинный паровозик, как на киносвадьбе. И накрытых разномастными клеёнками. Я рюмки расставила. Тётки метали на столы тарелки с закусками, Глебова смешная бабка набухала среди них бутылок – из-под незатейливых вин, водки, эти напитки производители очень любили наливать в особо вычурную и облепленную этикетками тару. Сейчас же в них была, разумеется, самогонка. Но и магазинное вино я тоже заметила, и вырви-глаз лимонады, так что всё на празднике должно было быть в порядке.
А тут и гости начали подгребать. Один за другим. Да пора уже – почти три часа дня, на это время и было запланировано начало праздника. Я только и успела, что переодеться. Какие-то незнакомые девица и бабка взялись за мной хвостом ходить и выглядывать, что я делаю – поэтому и удалось мне всего лишь причесаться, губы намазюкать. И духами бзыкнуться. Девица по свойственной ей простоте протянула тут же ручонку с командой «Дай!». Но это мои духи, сакральные, делиться ими с кем-то не имею права. Ведь не случайно же я пахну ими, когда обращаюсь в птицу небесную. Так что я нагло отказала юной селянке. Фиг с ней. Пусть обижается сколько хочет. Кстати, мой отказ – это тоже прорыв. Обычно я труслива и добренька, всем всё даю. Фиг, фиг, фиг.
Да, Lanvin. Если так подумать, господа производители должны мне кучу денег. Ведь вся моя жизнь в виде полуптицы – это непрерывный product placement их товара. Как бы им сообщить об этом? Да, кстати, а на ладан у кого лицензия? Или его просто добывают – и всё? Есть ведь где-то его месторождения. Интересно, правда, что это такое? Никогда не задумывалась. Вот было бы стильно – оптовые поставки ладана служителям культа, и его розничная продажа в упаковках с изображением меня…
Да, я очень люблю свои духи. И уже много лет не меняю их. Вечно набузуюсь – так, что меня окружает сладкое нежное облако. Иду, дышу этим облаком, приятно. Но как только попадался мне в толпе человек, набрызганный другим парфюмом, мой тут же терял актуальность. Я его переставала чувствовать. И с удовольствием вдыхала запах чужих духов. Свой же аромат забывался, как и не было. Я ещё думать начинала: а душилась я сегодня или нет? Теперь же мой Oxygene ничто не
Надо же…
Пока я думала об этом, меня кто-то подтолкнул к табуретке, и я уселась за стол. Праздник начался.
Глеб одиноко сидел в торцовой части, за спиной у него были два окна, в которые лил солнечный свет. Так что видно парнишку – именинника было плохо. Но это никого не смущало. Его начали поздравлять, над столами взметнулись рюмки. Моя тоже осторожно чокнулась с соседскими.
Я пристроилась на противоположном конце стола. От Глеба подальше.
Глеба поздравляли.
И тут же за его здоровье пили. Пили, ели и поздравляли. Я рассматривала гостей. Вот родственники из Ключей. Вот из районного города тётка с дочкой и мужем приехали. Вот какие-то бабки и деды неопределённой степени родства. Наверное, просто соседи. Вот не получившая ни полкапли моих духов девушка. Лет восемнадцать ей тоже. Наверное, кандидатка в невесты, раз её не представили как родственницу. Так себе какая-то – тройка-пятёрка лет, и я вижу её в категории тяжеловесок, с набором золотых зубов и мощной халой на голове. Обойдётся, мы Глебу получше найдём.
Мне удалось незаметно рассмотреть других девушек. Правда, их было мало. Они подтянулись после пяти часов вечера, вместе с ребятами. Оказалось, что все они или работают где-то в центрах цивилизации, или студенты районных и областных колледжей пэтэушного типа. Приехали домой на выходные. Вот оно как. В деревне один Глеб, выходит, да ещё несколько алкашей и юных матерей ни фига не учатся…
Скоро набилось народу полный дом, так что я всех хорошенько разглядела. Девушки мне категорически не нравились. Да они, кстати, на Глеба-то и не претендовали. У них были активные отношения с другими ребятами. Молодёжная компания периодически вываливалась на улицу покурить, так что любуйся там на всех, не хочу.
Проблема с позиционированием своей марки была сложной. Что вот мне было делать? Прикидываться молодёжью и тусоваться в общей массе? Или степенно сидеть возле матерей этой самой молодёжи? Я долго раздумывала. Молодёжь тянула меня с собой. Наверное, признаком того, что я должна быть всё-таки с ребятами и девчонками, послужили мои широкие карманистые штанишки, стильная кофтейка в обтяжку (Анжелка убедила купить её в магазине моды для юных и вечных) и всё-таки относительная стройность – в отличие от тех же деревенских матерей, каждой из которых я была явно худее наполовину. Пять килограммов лишнего веса, которые отделяют меня от недостижимого идеала, были друзьям Глеба, видимо, совершенно незаметны. Так что на улицу тусоваться меня волокли как родную. Нет, всё-таки страшно – увидят, увидят они в уличном свете мою морщинистую старость!
Однако в конце концов я всё-таки пошла с ними дружить. Но только когда стемнело. А произошло это довольно быстро – ноябрь как-никак. Пока же я нашла альтернативу – и уселась в кругу старушек. Классные это были бабки! Одна одной колоритнее. Глебовой бабуленции я решительно отдала первое место. Ну и задорный же она была фрукт! К тому же нас роднили общие панталоны, пропажи которых она, наверное, до сих пор не заметила. Эх, а вот лично ей-то я как раз никакого подарка не привезла. Не оплатила прокат панталон. Вернее, какой прокат – получение их в собственность. Не отдам такую красоту!
Вот с бабками-то мы и повеселились. Сколько бойкой энергии было в этих особах! Бабки пели чистыми опереточными голосами – даже странно, говорили одними, а пели другими, автоматически переходя в другую тональность, сменяя регистр и даже выражение лица. Как будто песня являлась чем-то особенным, исполнять которое требуется высоким штилем, ответственно. Да и песни их были другими – теми, что они как выучили молодыми, так и запомнили. Про рожь, которая хорошо поёшь, про калину, ой, малину, в речке синяя вода, про того, кто спустился с горочки, и про поедем, красотка, кататься.