Женщина в песках
Шрифт:
— Но зачем же так затрудняться ради нас?! Разве не лучше дать людям возможность самим покупать, что им нужно?
— Работа очень тяжелая, и много ее — ни для чего другого не остается времени… Да и деревне выгодно: часть расходов берет на себя Лига.
Если так, все это означало не соглашение, а совсем наоборот — рекомендацию капитулировать!.. Да нет, пожалуй, еще хуже. Может быть, он уже превратился в колесико, одно из тех, что приводят в движение повседневную жизнь, и в качестве такового внесен во все списки?
— Да,
— Нет. Что ни говори, а рук-то ведь не хватает… И люди, у которых хозяйство, и бедняки — все, кто может работать, один за другим уходят из деревни… Нищая деревушка — песок один…
— Ну так как же… — Даже голос его приобрел защитную окраску — под цвет песка. — Кроме меня есть еще кто-нибудь, кого вы поймали?
— Да, это было в прошлом году, в начале осени… Открыточник…
— Открыточник?
— Ну да, агент одной компании, которая выпускает открытки для туристов, приехал в гости к здешнему руководителю кооператива… Чудесный пейзаж, говорит, только разрекламировать для городских…
— И его поймали?
— Как раз в одном доме в нашем же ряду не хватало рабочих рук…
— И что же дальше?
— Да вроде сразу же и умер… Нет, он с самого начала не очень крепкий был… А тут еще, как назло, время тайфунов, вот и перетрудился…
— Чего ж он сразу не сбежал?
Женщина не ответила. Так все ясно, что и отвечать нечего. Не убежал потому, что не смог убежать… Дело, конечно, только в этом.
— А кроме него?
— Да… в самом начале года был здесь студент, он, кажется, продавал книги.
— Коробейник, что ли?
— Какие-то тонюсенькие книжечки, всего по десять йен. В них было против кого-то написано…
— Студент — участник движения за возвращение на родину… Его тоже поймали?
— Он и сейчас, наверное, живет в третьем от нас доме.
— И веревочная лестница тоже убрана?
— Молодежь никак у нас не приживается… Что же поделаешь, в городе платят лучше, да и кино и рестораны каждый день открыты…
— Но ведь не может быть, чтобы ни одному человеку еще не удалось убежать отсюда?
— Почему же, был один молодой парень, которого сбили с пути дружки, и он убежал в город… Кого-то он там ножом пырнул — даже в газетах об этом писали… Срок ему дали, а после сюда обратно вернули, живет, наверное, спокойно под родительским кровом…
— Не об этом ли я спрашиваю! Я спрашиваю о тех, которые убежали отсюда и не вернулись!
— Это давно было… Помню, целая семья сбежала ночью… Дом долго пустовал, и это стало очень опасно, но уже ничего не сделаешь… правда, очень опасно… Если хоть одно место здесь рушится — это все равно что трещина в плотине…
— И после этого, говорите, не было?
— Думаю, что нет…
— Абсурд какой-то! — Жилы у него
Вдруг женщина перегнулась пополам, точно оса, кладущая яйца.
— Что такое?.. Болит?
— Да, больно…
Он дотронулся до ее побелевшей руки. Потом просунул пальцы сквозь узел и пощупал пульс.
— Чувствуете? Пульс вполне хороший… По-моему, ничего серьезного. Понимаю, что поступаю плохо, но мне нужно, чтобы вы пожаловались тем, из деревни, которые во всем виноваты.
— Простите, вы не почешете мне шею, там, за ухом?
Застигнутый врасплох, он не мог отказать. Между кожей и коркой песка был слой густого пота, напоминавшего масло. Было ощущение, что ногти проходят сквозь кожу персика.
— Простите… Но правда, отсюда еще никто не выбирался.
Внезапно очертания двери превратились в бесцветную, неясную линию и уплыли. Это была луна. Осколки тусклого света — точно крылышко муравья. И по мере того как глаза привыкали, все дно песчаной чаши приобретало влажную глянцевитость, какая бывает на сочных молодых листьях.
— Ну что ж, в таком случае я буду первым!
Ждать было тяжело. Время лежало нескончаемыми петлями, похожими на кольца змеи. Вперед можно двигаться лишь из кольца в кольцо. И в каждом кольце сомнение, а у каждого сомнения — свое собственное оружие. И очень нелегко было продвигаться вперед, споря с этими сомнениями, игнорируя их или отбрасывая.
В мучительном ожидании прошла ночь. Рассвело. Из окна над ним смеялось утро, ползшее, как белая улитка, по его лбу и носу.
— Простите, водички бы…
Что такое? Наверное, задремал на какой-то миг. Рубаха, штаны на коленях взмокли. Песок, налипший на пот, и цветом и на ощупь — точно недопеченная пшеничная лепешка. Он забыл прикрыть лицо, поэтому в носу и во рту пересохло, как на рисовом поле зимой.
— Простите, очень прошу…
Женщина, с ног до головы засыпанная песком, тряслась как в лихорадке. Ее страдания, будто по проводам, передавались и ему. Он снял с котелка полиэтилен и сначала сам жадно припал к нему. Набрал немного воды, чтоб полоскать рот, но одного раза, даже двух было недостаточно. Он все время выплевывал комья песка. Потом махнул рукой и проглотил песок вместе с водой. Это было все равно что глотать камни.
Выпитая вода тут же проступила потом. Воспаленная кожа — на спине сверху донизу, на груди и на боках до самой поясницы — болела так, точно ее сдирали слоями.
Он попил и с виноватым видом поднес котелок ко рту женщины. Она схватила его зубами и, не прополоскав рот, стала пить, постанывая, как голубь. В три глотка она опорожнила котелок. Глаза ее, смотревшие на мужчину из-под припухших век, впервые наполнились беспощадным осуждением. Опустевший котелок стал легким, точно был сделан из бумаги.