Женщины Флетчера
Шрифт:
– Я ненавижу его,– прошептала она. Рука Фон опустилась на ее руку.
– Ты знаешь, что это неправда, Рэйчел. Потом, когда придет время поговорить об этом, все уладится. А сейчас ты должна отдыхать.
От сдерживаемых рыданий у Рэйчел щипало в горле.
– Он хвастал, что был со мной, Фон...
– Глупости. Я знаю Гриффина Флетчера почти всю жизнь: он не мог так поступить.
– И все же поступил,– в отчаянии настаивала Рэйчел.
Но Фон не сдавалась:
– Тут какое-то недоразумение.
До чего же Рэйчел
– Кажется, у меня будет ребенок,– прошептала она.
– Успокойся, Рэйчел,– отозвалась Фон и начала тихо напевать что-то загадочное на незнакомом Рэйчел языке.
Сон сморил ее, а когда она проснулась, в комнате было очень темно. Рэйчел казалось, что подле ее постели стоит Гриффин Флетчер, что она слышит его хриплый ласковый голос: Я люблю тебя, Рэйчел Маккиннон. Ты нужна мне.
Сон обрел еще большую реальность, когда Гриффин наклонился и поцеловал девушку, коснувшись ее лица небритой щекой. Рэйчел почувствовала, как ее глаза наполняются слезами, но она не могла говорить из опасения, что это рассеет чары и вернет ее к реальности, в которой не окажется Гриффина Флетчера.
Она не удивилась, когда он исчез столь же внезапно, как и появился. С людьми из снов подобное часто случается.
Быстро двигаясь в темноте, Гриффин вернулся в кабинет Джона, в котором ему полагалось отбывать заключение.
– Ты просто отличный стражник, Джонас, – заметил он, снова растягиваясь на диване и складывая на груди руки.
Джонас, вздрогнув, проснулся и выпрямился в кресле.
– Что...
– Ничего, – отозвался Гриффин.
Но Джонас больше не хотел спать и явно был склонен поговорить. Он порылся в кармане в поисках спичек и пробормотал, зажигая керосиновую лампу на столе Джона:
– Та давно проснулся? Гриффин чуть заметно усмехнулся:
– Довольно давно.
Джонас замысловато выругался и налил себе лучшего бренди из запасов Джона.
– Я сдержал слово,– сказал он после долгого молчания.
Сардонически улыбаясь, Гриффин зааплодировал.
– Невелика заслуга, ведь ты знал, что в противном случае я перережу тебе глотку. Впрочем, мне и сейчас ничто не мешает это сделать.
Джонас повернулся к нему спиной, глядя в темноту за окнами.
– Можешь ты хоть на пять минут от меня отвязаться, ублюдок? Иногда я до чертиков устаю от нашей бесконечной борьбы.
Гриффин скрестил обутые в сапоги ноги и сделал вид, будто расслабился.
– Ты ведь змея, Джонас. А змеи не устают – они просто подогревают свою холодную кровь на солнышке.
– Мы двоюродные братья, Гриффин, – настаивал Джонас, не отворачиваясь от окна. – Наши матери были сестрами. Что же случилось между нами?
Характерами не сошлись, – заметил Гриффин и сел на диване. – А может, дело в том, что ты
Джонас медленно повернулся и взглянул в лицо кузену.
– А теперь ты отплатил мне тем же?
Гриффин вспомнил свое предательство, глупое бахвальство, которое, возможно, стоило ему любви Рэйчел.
– Нет, – ответил он.
На искаженном болью лице Джонаса ясно читалась неодолимая потребность поверить ему. И Гриффин увидел, что кузен проглотил его ложь, предпочтя считать ее правдой.
ГЛАВА 30
К субботнему утру обстановка в доме О'Рили стала значительно спокойнее. Хотя и Джонас, и Гриффин по-прежнему оставались здесь, Рэйчел сознательно избегала их обоих. Зато беженцы вернулись к обугленным руинам, прежде бывшим их жилищами, а Холлистеры отправились в Провиденс, где их ожидала встреча с паствой. Афина была так подавлена, что казалась отсутствующей, даже когда сидела за обеденным столом напротив Рэйчел или проскальзывала мимо нее в коридоре.
Сама Рэйчел тоже не испытывала большой потребности в общении; казалось, ее разум и сердце окружены толстой оболочкой, защищающей от тех жизненных реальностей, с которыми она еще не в состоянии была справиться. Рэйчел не делала попыток стряхнуть с себя это странное оцепенение, понимая, что оно и без того слишком скоро уступит место боли, затаившейся на время где-то глубоко внутри нее.
Полуденную прогулку в экипаже предложила Джоанна, и хотя эта перспектива не вызвала в Рэйчел ни сопротивления, ни особого энтузиазма, она согласилась.
Погода была мягкой; на землю лился приглушенно-рыжий солнечный свет. Лазурное небо украшали причудливым узором перистые облака, и залив сверкал, переливаясь серебром и золотом. В воздухе все еще висела тонкая кисея дыма и витал запах горелого дерева.
Когда экипаж, постукивая колесами, покатился по холму вниз, Рэйчел с болезненной ясностью осознала истинные размеры бедствия. Верфи обуглились и почернели, или же сгорели до тла, а деловой район, за исключением нескольких обглоданных пламенем кирпичных руин, был полностью разрушен. Неужели возможно, чтобы она, как утверждала Джоанна, побывав в самом центре этой огненной катастрофы, ничего не помнила?
Рэйчел затаила дыхание, когда она заговорила, в голосе ее дрожали слезы потрясения:
– О, Джоанна, это похоже на конец света...
В ответ прозвучал спокойный, мудрый голос Джоанны:
– Присмотрись получше, Рэйчел.
Наморщив лоб, Рэйчел снова оглядела груду угрюмых развалин. На этот раз она увидела то, что имела в виду Джоанна – палатки, поднимающиеся среди разрухи и как бы игнорирующие ее, флаги федерации и округа, развевающиеся возле покрытого сажей, но гордо возвышающегося здания суда; улыбки торговцев, продающих свои товары прямо из фургонов или под полотняными навесами.